Вообще в комментариях народ, как русский, так и выходцы из ближнего зарубежья, не стеснялся, причем женщины обсуждали процесс с не меньшим жаром, чем мужики. Споры кое-где доходили до того, что зрительницы, распаленные недостатком достоинств на эстраде, срывали с себя блузочки и маечки, превращаясь в конкурсанток. Одна дама выскочила вперед вообще в спущенном до пупа вечернем платье и гордо продефилировала перед жюри походкой профессиональной модели. Ведущий надсаживался, на двух языках объясняя шановним громадянам и громадянкам, що в цьём конкурсэ… в смысле, что в этом конкурсе могут участвовать тильки титьки заранее зарегистрированных участниц.
Но было уже поздно. Не меньше двух десятков посторонних дам сотрясали основы мироздания своими прелестями, и Алёна всерьез начала опасаться, что скоро останется среди зрителей-мужчин в одиночестве – одетая. Вообще чем дальше, тем больше все это напоминало невольничий рынок, на котором все рабыни положили себе непременно быть проданными.
Конферансье между тем все еще не оставил надежд придать вакханалии подобие мероприятия. Конкурсанткам предстояло исполнить танец живота. И вот длинные платки, которые исполняли роль юбок в нынешнем действе, поползли на бедра, и вот уже эти бедра завращались с большим или меньшим проворством…
Алёну вдруг затошнило от воспоминаний. Фейруз учила ее танцевать арракс аш-шаркий [4], положив ей руки на бедра и заставляя двигаться в такт мелодии. Иногда, улучив мгновение, когда Алим отворачивался, она хватала фиолетовыми губами сосок Алёны, и у той невольно вырывался сдавленный вопль. Алим выкрикивал ругательство, Фейруз на некоторое время отстранялась, но вскоре, словно в отместку, ее железные пальцы сползали все ниже и ниже, в глазах появлялось хмельное выражение, дыхание жарко вырывалось изо рта…
Рядом кто-то тихонько застонал. Алёна покосилась и увидела небольшого мужичка с бледным, потным лицом и остановившимися глазами. Его рука воровато гладила застежку джинсов, спускаясь все ниже и ниже…
– Эй, – раздался суровый шепот, – туалет в коридоре, сразу налево, дверь с буковкой М, понял?
Бледный мужик кивнул и на подгибающихся ногах побрел сквозь толпу.
Тут уж Алёне стало совсем невмоготу. Она резко отвернулась от эстрады и сделала шаг, чтобы уйти, но наткнулась на кого-то и слепо подняла глаза, бормоча извинения.
– Ого! – раздался знакомый мягкий говор. – А вы чого ж не участвуете?
Это оказался старпом. Грицко крепко взял ее за плечи и взглядом знатока пытался проникнуть под тонкую ткань сарафана. Алёна выдвинула плечи вперед, опуская грудь.
Беда в том, что она начисто забыла прихватить при бегстве такую важную деталь туалета, как бюстгальтер, и теперь волей-неволей должна была обходиться без него. Конечно, на корабле в жару все ходили кое-как, кроме того, на Алёну никто и внимания особого не обращал, разве только брезгливо-сочувственно косились на рыжий шарфик на голове, но сейчас во взгляде Грицка ей почудилось нечто особенное. Чувствуя, как у нее искажается судорогой лицо, и едва удерживая ладонь, готовую взметнуться для пощечины, она резким движением вырвалась из крепких рук и начала проталкиваться к выходу.
– Олена! – Грицко выскочил вслед за ней в коридорчик. – Звиняйте, будь ласка, я ж ничого такого…
– Ладно, бывает, – угрюмо кивнула она, досадуя, что из-за ерунды так вышла из себя.
– А всеж-ки зря вы не участвуете, – сказал старпом с примиряющей улыбкой. – Но дело, конечно, ваше. Просто так поглядеть зашли?
– Да я ключ искала, – пояснила Алёна, чувствуя, что надо быть повежливее с человеком, которому она обязана тем, что с каждым днем приближается к дому. – Мои соседки где-то здесь, то есть двух я видела на эстраде, а третья куда-то запропастилась. А ключа у меня нет.
– Ключ от каюты, где деньги лежат? – усмехнулся Грицко с горделивым видом интеллектуала, не стесняющегося своей эрудированности. – Придется выручить вас.
– Каким же это образом? – недоверчиво взглянула на него Алёна.
Он сунул руку в карман шортов и весело побрякал связкой ключей:
– Вы що, забыли, кто такой старпом? Если капитан – первый на корабле после Бога, то старпом – второй!
Они спустились на палубу третьего класса, пошли по коридору. На повороте Алёна оглянулась: вдруг показалось, что кто-то идет следом. Но в коридоре было пусто.
Первый же из ключей в связке старпома волшебным образом подошел к замку. Алёна сделала самую вежливую улыбку, на которую только была способна, и втерлась в каюту прежде, чем Грицко успел хоть что-то сказать. Судя по его лицу и взглядам, то и дело воровато шмыгающим на Алёнину грудь, он не прочь был продолжить прежнюю тему..
«Ничего, – мысленно утешила его Алёна, – там сегодня сколько угодно готовых на все теток найдется!»
Она услышала, как Грицко тяжко вздохнул за дверью, а потом послышались его удаляющиеся шаги.
Алёна улыбнулась и пошла в душ.
Не меньше получаса стояла она под струями прохладной воды, бездумно радуясь, что в «Салоне Каминов» отдельные удобства имеются даже в каютах третьего класса. Наконец, поняв, что рискует оставить остальных пассажиров без воды, отдернула пластиковую шторку, чтобы взять полотенце, – и удивленно вскинула брови. Вроде бы она утром развесила его здесь, на распялках. Ее соседки обычно уносили полотенца в каюту, раскидывали их на постелях, чтобы быстрее просыхали, а Алёна все время забывала это сделать и, вытираясь сырым, ругательски ругала себя за растяпство. Неужели утром руки оказались умнее головы? Или соседки решили о ней позаботиться?
Она ступила мокрыми ногами на пол и, думая только о том, чтобы не поскользнуться, на цыпочках пошла в каюту. Но едва не рухнула на пороге, увидев, что полотенце, как она и ожидала, раскинуто для просушки на ее койке, но поверх полотенца… поверх полотенца раскинулся не кто иной, как старпом Грицко.
Как он сюда попал?! Ведь Алёна закрыла каюту… или нет? Или да, но он снова воспользовался тем же ключом, на сей раз – без ее просьб?
Впрочем, сейчас это было вторым вопросом. А первым – хоть чем-то прикрыться.
Ей бы, дуре, сразу шарахнуться обратно в душевую, запереться на задвижку, а она потеряла несколько мгновений, хватая полотенце с соседней кровати и обматывая его вокруг себя. Нестерпимо сделалось стоять вот так, голой и беззащитной, перед этим мужиком, жадно глядящим на нее!
Не отводя от Алёны глаз, он начал медленно подниматься.