— Ну полно. Так и быть. На этот раз я тебе поверю. Веди сюда племянника и благодари судьбу, что легко отделался, — усмехнулся посетитель.
Проныра не заставил себя просить дважды и поспешно бросился за мальчишкой. Дрожащей рукой он не сразу смог попасть ключом в замочную скважину. Наконец, распахнув дверь, он скомандовал Глебу:
— Пошли, там твой дядя пришёл.
— Дядя? Тут какая-то ошибка, — удивился мальчик и последовал за лавочником, недоумевая, кто бы это мог быть.
Приведя Глеба в лавку, Проныра отрапортовал:
— Вот, сдаю с рук на руки.
Глеб с удивлением посмотрел на седовласого господина, которого видел впервые в жизни. Между тем новоявленный дядя не выказал при виде мальчика ни малейшего удивления.
— Пойдём, — коротко бросил он и направился к выходу.
— Вы не мой дядя, — сказал Глеб, не трогаясь с места.
Проныра заволновался. Он предпочёл бы, чтобы эти двое убрались отсюда и выясняли свои отношения где-нибудь подальше.
— Твой — не твой, разбирайтесь в другом месте. Я закрываю лавку. У меня перерыв, — проворчал он, вытолкав Глеба на улицу.
— Разве ты не хотел выбраться из этой дыры? Я освободил тебя, так чего же ещё? — спросил его незнакомец.
— Да но…
— Ты беспокоишься о своей подружке?
— Вы знаете Марику?
— Я знаю, что она попала в скверную историю. У неё нашли дорогой гребень и обвинили в воровстве. Городовой забрал её в участок, — сказал седовласый господин.
— Она не виновна. Этот гребень — мой подарок. Пожалуйста, покажите мне, где находится участок. Я должен им все объяснить, — попросил Глеб.
— Конечно, для этого я и пришёл за тобой, — улыбнулся мужчина.
Глеб был так занят мыслями о Марике, что и не подумал спросить, почему этот человек так печётся о них и хочет им помочь. Главное было — поскорее освободить Марику. Впечатывая тростью каждый шаг, незнакомец размашистой походкой шёл по улице.
— Это правда, что цыганка — твоя сестра? — спросил он Глеба.
— Да.
— На твоём месте в участке я бы об этом умолчал. Если ты назовёшь её сестрой, никто не поверит ни одному твоему слову. Скажи лучше, что она твоя служанка. Так всё будет выглядеть гораздо правдоподобнее, — посоветовал незнакомец.
Городовой втолкнул Марику в участок и, взяв под козырёк, отрапортовал:
— Разрешите доложить, ваше благородие. Нарушителя привёл.
Сидевший за столом начальник полиции, с красной, как варёная свекла, физиономией, брезгливо глянул на Марику, будто увидел в тарелке супа таракана, и спросил:
— Это что такое?
— Подозревается в воровстве, — доложил городовой.
— Этот сброд — сплошь воры и мошенники. Тюрьма не резиновая, всех сажать. Жалоба от пострадавших есть?
— Никак нет! Но имеется вещественное доказательство.
Городовой выложил на стол гребень. При виде изящной дорогой вещицы в глазах полицейского вспыхнул алчный огонёк. Он тотчас прикинул, что хозяин вещицы неизвестен, а у его жены скоро именины. Не тратить же деньги на подарок, когда тот сам идёт в руки, да ещё какой!
— Что ж, пока не объявится хозяин этой безделицы, пускай она полежит у меня. А замухрышке дай пару затрещин и вышвырни вон, — приказал он.
— Но это мой гребень! — воскликнула Марика.
— Она ещё здесь? — спросил начальник, многозначительно глянув на городового.
Марика не могла уйти, оставив подарок Глеба. Не успели блюстители порядка опомниться, как она подбежала к столу и схватила свой гребень. Полицейский попытался отнять вещицу, но цыганка вырвалась, при этом нечаянно угодив ему кулаком в глаз. Подскочивший городовой схватил было нахальную девчонку, но та укусила его за руку. Служака взвыл, ослабив хватку. Марика метнулась к дверям, наткнулась на подоспевшего на шум дюжего дежурного, изо всех сил боднула его в живот, да так, что здоровяк согнулся пополам. Путь был свободен. Марика рванулась за дверь, но тут её сграбастал городовой.
Девочка царапалась, брыкалась и кусалась, но на этот раз борьба была недолгой. Скоро её грубо втолкнули в кутузку. Девочка во весь рост растянулась на каменном полу. Тяжёлая дверь с шумом захлопнулась. Лязгнул засов.
Придя в себя, Марика поднялась и погрозила кулаком в сторону запертой двери. Она оглядела разбитые коленки и локти. Ссадины горели огнём, но в глазах девочки не было ни слезинки.
В тесной клетушке могло поместиться не больше двух человек. Обычно сюда сажали подгулявших горожан, не в меру размахавшихся кулаками, но сейчас камера пустовала. Стены, сложенные из грубо тёсанных камней, делали её похожей на пещеру. Свет, проникающий сквозь крошечное зарешеченное оконце под самым потолком, едва освещал нары с набросанным на них тряпьем.
Марика присела, зажав ладони между колен, и задумалась. Через окно выбраться не удастся. Может, попытаться прошмыгнуть мимо охранника, когда тот принесёт поесть? Должны же здесь хоть как-то кормить. При мысли о еде у Марики засосало в желудке. Она вздохнула и сокрушённо выругала себя вслух.
— Совсем глупая башка! Зачем не ушла, когда меня отпускали?
Вдруг тряпье на нарах зашевелилось и откуда ни возьмись в углу возникла поджарая старушенция с хитрым лисьим лицом. Марика с удивлением уставилась на незнакомку.
— Чего испугалась, касаточка? Чай, думала, ты тут одна-одинёшенька? — елейно проворковала старуха и спросила: — И за что же такую крошку в кутузку бросили?
Марика тяжело вздохнула:
— Сначала ни за что. Сказали, я гребень украла, а мне его брат подарил.
— Ай-ай-ай! Ну и люди! Неужто за простой гребень? — всплеснула руками старуха.
— Ну, а потом за то, что начальнику полиции кулаком в глаз попала. Он сильно злой был. Ух, как кричал!
— Тебе, я вижу, тоже досталось? — спросила старуха, кивнув на ссадины.
— Заживёт, — отмахнулась Марика. — А тебя за что заперли?
— Ни за что, а зачем. Я сама пришла, чтобы тебе помочь, касаточка, — слащаво проговорила старуха.
— Тебя послали духи? — с благоговейным трепетом спросила Марика. Неужели духи простили её?
— Можно сказать и так, — уклончиво ответила старуха и добавила: — Я люблю деткам помогать.
— А ты можешь помочь моему брату?
— Глебу, что ли? — переспросила старуха.
— Ты знаешь Глеба? — удивилась Марика.
— Мне положено всё знать. На то меня и зовут Ведунья. А ещё я знаю, что он не стоит твоих волнений. Пустой он человек.
— Что ты такое говоришь! — возмутилась девочка.