За столом воцарилась тишина, которую он не заметил – вилки и ножи перестали звякать о тарелки, разговоры прекратились, даже шампанское перестало шипеть в бокалах. Зато музыка кружила над залом так, точно наконец-то ее выпустили на свободу. Задевая лепестки цветов и висюльки люстр, она летела к цели и заставляла вздрагивать сердца.
Егор притянул Катю к себе, заглянул в ее глаза, улыбнулся. Ее ладошки легли на его плечи, и захотелось прижать свою малявку крепче, но он сдержался. Нет, он ничего не планировал заранее. Побрился, надел костюм – да, но должен же он хоть раз предстать перед отцом любимой девушки при параде (завязывая галстук, Егор мужественно сдержал усмешку). Ничего не поделаешь, уж так сложились обстоятельства, что его отношения с Петром Петровичем Шурыгиным практически сразу перешли в разряд непростых. И неважно, каким образом Король Алкоголя узнает, что его любимица «досталась наглому Доберману», – результат будет одинаков… Гром и молния.
Так стоит ли тянуть?
Нет, он ничего не планировал заранее.
Левой рукой Егор прижал Катю к себе крепче, правая рука неспешно – по локтю, плечу, шее – поднялась вверх, пальцы коснулись подбородка. Ему бесконечно нравилась ее податливость, доверие, и восторг тоже нравился. И это все он собирался сохранить, сберечь.
Она улыбнулась и тихонько прошептала: «Я счастлива». Егор уже не мог остановиться на полпути – этот котенок принадлежит ему, иначе не будет. Он наклонился и поцеловал Катюшку в губы. Музыка громыхнула, но гневный крик Шурыгина перекрыл ее:
– Кречетов!!!
Петр Петрович задохнулся негодованием – тайные опасения оправдались. Его малышка и… Егор. Еще неделю назад он не мог вообразить такого! Он против, категорически против! Немыслимо! «Что Кречетов делает? Что он делает?» Целует… При всех! Чувства смешались и превратились в одну огромную тучу черного цвета. Брови сомкнулись на переносице, на лбу собрались морщины, дыхание замедлилось, сжатые губы побледнели. «Что он делает? Что он делает?!!» Нет и нет!..
Шурыгин, испепеляя взглядом Кречетова и стараясь не смотреть на Катюшку (но возможно ли это, когда происходит такое?!), стал медленно и грозно подниматься со стула. До землетрясения, цунами, снежной лавины, смерча оставались считаные секунды.
– Папа, – неожиданно рука Полины легла на плечо Петра Петровича.
– Папа, – Оля, сидящая рядом, накрыла ладонью его правую руку.
– Петр, – Люба накрыла ладонью его левую руку.
В глазах на секунду потемнело, голова закружилась, а затем… А затем вспыхнул свет. Землетрясение, цунами, снежная лавина и смерч замерли на подходе. Катя и Егор уже не целовались, они шли к столу. Он – уверенный («и, конечно же, наглый!»), она – смущенная, взволнованная («и счастливая?»). Петр Петрович посмотрел на Олю, затем – на Любу и неожиданно почувствовал, как бесконтрольный гнев отступает. Стало легче, может, от того, что появилась определенность? Или была иная причина?..
– Папочка, я тебя очень люблю, – торопливо произнесла Катюшка, – но я и Егора люблю, понимаешь?
– Понимаю, – ледяным тоном произнес Шурыгин. – Ты, Кречетов… – начал он убийственную речь, – ты, Кречетов…
– Петр Петрович, – спокойно перебил Егор, – предлагаю перемирие.
Ослабив галстук, он по-джентльменски выдвинул Катин стул, усаживая ее.
– Папа, – требовательно произнесла Полина.
– Папа, – умоляюще произнесла Оля.
– Петр, – тихо произнесла Люба, но он услышал.
Шурыгин набрал в легкие наэлектризованного воздуха, с шумом выдохнул и понял, что проиграл (не зря хитрая Рада юлила! не зря!). Однако осознание этого почему-то не расстроило. Петр Петрович прислушался ко внутренним ощущениям и не нашел ни злости, ни раздражения – одна досада. Тяжело расстаться со своей малышкой, да и Егор – еще та заноза! Но… опять это «но»! А кому бы еще он смог доверить ее? Разве есть такой человек на свете? Больше нет. Трудно пережить взросление дочерей, как же быстро летит время… Но он должен.
– Перемирие только до завтра, – буркнул Шурыгин и едко с удовольствием пошутил: – И знаешь что, Кречетов, теперь я не стану платить тебе за работу, мы же почти родственники.
– Папа! – Катюшка бросилась к нему, обняла и поцеловала в щеку. – Спасибо, папа! А можно мы пойдем… ну, погуляем?
В глазах Кречетова появились искры смеха: «Мужайтесь, Петр Петрович, мужайтесь…»
– Идите, – со скрипом разрешил Шурыгин. – Но чтобы в девять ты была дома… Нет, в восемь!
– Не обещаю, – ответил Егор.
* * *
Они оставили машину около ресторана и пошли по вечерним улицам, держась за руки. Иногда Егор притягивал Катюшку к себе и целовал, она отвечала, сияла от счастья и была готова скакать от радости на одной ножке. Еще не стемнело, но ей казалось, будто свет приглушен, а редкие огни в окнах горят очень ярко. Жалко, что на небе нет звезд – маленьких, больших, серебристых. Всем же известно: если звезда падает, нужно срочно загадать желание. Какое?
Ну-у…
Пусть они живут долго и счастливо, и у них появится куча детей. Два мальчика и две девочки. Или три мальчика и три девочки. Получится большая дружная семья.
– Люблю тебя, котенок.
Катя подняла голову и посмотрела на Егора.
– И я люблю тебя, – сказала она серьезно и уже через секунду утонула в его объятиях.
Спустя год
Рабочий день закончился, Петр Петрович резко отодвинул от себя стопку бумаг, не желая больше углубляться в сложные вопросы. Лучше завтра, на свежую голову. Он устало потер глаза, шумно вздохнул и откинулся на высокую спинку кресла. Пора ехать домой, хорошо бы, дороги оказались свободными, и не пришлось бы торчать в пробках. Его ждет Люба, любимая Люба… Она обещала наколдовать вкусный ужин, а значит, сегодня они засидятся допоздна за столом, разговаривая обо всем на свете, и душа будет петь от счастья, и он опять станет вспоминать их первую встречу. Неужели они могли разминуться? Вот не пошел бы он тогда в магический салон… Нет! Стоит подумать об этом, как сразу портится настроение. Как же он ее любит!
Да, они будут есть салат, картошку, мясо, пить вино. И черная кошка Чара, конечно, начнет фыркать и крутиться под ногами. Ревнует хозяйку! Шурыгин довольно улыбнулся.
Отправив ручку в красивую полированную подставку, он поднялся. И тут раздался торопливый стук, не требующий ответа. Дверь распахнулась, и в кабинет вплыли Полина, Оля, Катюшка и их драгоценные мужья. Петр Петрович на всякий случай нахмурился, так как визит был неожиданный, а от своей молодежи он ожидал чего угодно. Но, скользнув взглядом по округлившимся дочерям, он размяк, точно булочка, которую окунули в молоко, и опять улыбнулся. Скоро у него появятся внуки, как же долго он ждал!
Пацаны! Хорошо бы родились пацаны! Ну, или два мальчика и одна девочка.