– Явился – не запылился, – насмешливо встретила она Никиту, уперев руки в боки. Комично изображая рассерженную домохозяйку, она резко отобрала пакет и поджала губы.
Никита попытался понять ее настроение, но, боясь промахнуться, воспользовался одним из своих приемчиков: развел руками, пожал плечами, уронил голову на грудь и тяжело выдохнул:
– Виноват.
Маша засмеялась и потянула его на кухню.
– Не думаешь же ты, что я буду пить твой мартини?
– Конечно, нет.
– Не думаешь же ты, что я буду разбавлять его твоим соком?
– Конечно, нет.
– Не думаешь же ты, что я стану есть твои пирожные?
– Конечно, нет.
Развернувшись, хмыкнув, она чуть закинула голову назад и игриво спросила:
– И где тебя носило, черт побери?
– Работа, – вновь развел руками Никита.
– Опять презентации и рестораны?
– Они проклятые, они!
– Выставки и новые деловые знакомства?
– Сплошная рутина.
Многозначительно покачав головой, мол, знаем мы вашу рутину, Маша отправила пакет с гостинцами на стол, подскочила к Никите и повисла у него на шее.
– Ты хотя бы скучал?
– Да, – автоматически ответил он, – еще как.
Она потянулась к его губам, он улыбнулся и коротко поцеловал ее, испытав при этом совершенно непривычные чувства. В душе не вспыхнул огонь, руки медленно разжались, скользнули по ее бедрам вниз, не задерживаясь на плавных изгибах стройного тела. Сейчас ему не хотелось с ней шутить, не хотелось впитывать взглядом ее родинки, не хотелось ничего обещать. Он бы выпил кофе. Просто горячего кофе.
– Будешь чай или кофе? – она точно прочитала его мысли.
– Кофе.
– А может, поужинаем в ресторане?
– Прости, не могу. – Он выдвинул стул и сел. – Сегодня третий тур конкурса поваров, я обещал быть. Плюс потом банкет. Отец просил провести вечер с ним, и я пообещал составить ему компанию.
– И ты не возьмешь меня с собой? – Машина правая бровь вопросительно приподнялась.
Никита провел ладонью по лицу, подпер щеку кулаком и ответил:
– Давай в следующий раз. Я не собирался там долго засиживаться…
Вдруг он почувствовал острое желание уйти, точно ему в этот момент не хватило воздуха, но волна секундного беспокойства и раздражения быстро схлынула.
Маша, это же его Маша. Русые волосы, зеленые глаза…
– Ну и ладно, – легко согласилась она и пожала плечиком. – А где проходит этот конкурс? В каком-нибудь ресторане?
– Не-а, в выставочном комплексе на проспекте Мира, а вот банкет организовывают в головном ресторане моего отца. Поздравят победителей, вручат подарки, поужинают, обсудят всякие проблемы… Ничего нового.
– Значит, в ресторане твоего отца, – тихо повторила Маша, хитро прищурившись. – Какое пирожное тебе положить?
Но Никита покачал головой. Аппетита у него совсем не было. Посмотрев на часы, он сделал большой глоток кофе – через пару часов начнется третий тур конкурса поваров, а затем банкет. Приедет ли Оля?
* * *
Зал взорвался очередными аплодисментами. Ивон Перро пожал руку победителю – долговязому молодому человеку в светлом костюме – и закивал во все стороны. Очень скоро счастливчик отправится в Париж, где перед ним распахнет свои двери одна из самых престижных школ поваров.
– Все по справедливости, – сказал Лев Аркадьевич, наклонившись к Шурыгину. – Парень и правда хорошо готовит.
Петр Петрович выдал согласное «угу» и отставил бокал в сторону. Его мысли были далеки от конкурса. Во-первых, он переживал за Олю, которая до сих пор не приехала. Во-вторых, он думал о Любе, которая… а впрочем, ничего, он еще раз съездит в магический салон. Но как же далеко до воскресенья! Или не ждать выходных?
Душу Петра Петровича жгло неясное чувство, он пока не находил ему названия. Да, ему понравилась красивая женщина, ну и что? У него и раньше бывали отношения (хм, не с цыганками), но это же не значит… а впрочем… Пока он только понимал, что непременно должен увидеть Любу, должен ей объяснить… Но что?
За последние дни Шурыгин уже привык к путанице в голове и практически не обращал на нее внимания. Сам задавал вопросы и сам на них отвечал. Пусть это непонятно и глупо, но… Петр Петрович нервничал и хмурился, непокой болезненно отзывался в сердце. То слышалось позвякивание браслетов, то куда-то звал мелодичный голос, то казалось, будто под столом мяукает кошка (обязательно черная!). Так и с ума сойти недолго.
«Никакого воскресенья! Завтра же поеду в салон и поговорю с вредной старухой по-другому!»
Люба точно не отпускала его, точно звала.
Она цыганка! Стоило об этом подумать, как по коже пробегал холодок.
И как его занесло в этот салон?
– А не заманить ли мне этого парня к себе? – донесся вопрос Льва Аркадьевича.
– Угу, – ответил Шурыгин.
– Сейчас поговорить или после?
– Угу.
– А! – Лев Аркадьевич махнул рукой и переключился на закуску.
Никита сидел рядом и делал вид, будто следит за происходящим на мини-сцене. В нужные моменты хлопал, пил виски и вяло жевал салатные листья, политые лимонным соусом. Вкуса он не чувствовал.
– А во сколько Оля собиралась приехать? – спросил он Петра Петровича.
– К девяти. Девочки договорились приехать вместе, так что скоро будут. Наверняка Полина всех задерживает – она часами может одеваться, а сейчас ее еще Андрей поддерживает, во всем ей потакает.
– Они отличная пара, – тихо сказал Лев Аркадьевич, активно шевеля бровями. Таким образом он намекал на интерес сына к Оле и подчеркивал двойной смысл собственных слов.
– Хм! – Петр Петрович посмотрел на Егора, занявшего место рядом с Ивоном Перро, и подумал, что надо бы повторно пообщаться с ним на тему «молодых».
В дальнейшем разговоре Никита участвовать не стал. Равнодушно скользнул взглядом по девушке-модели, державшей в руках призы для победителя (конверт с приглашением и небольшой букет, похожий на куст лаврушки), и еще раз ковырнул вилкой салат.
Очень не хватало Оли. Ему нравилось ее смущать, он привык над ней подшучивать. И прислушиваться к ее советам тоже привык. Белкин умотал совершенно некстати! Хотя кто мешает и дальше смущать, подшучивать, прислушиваться…
Никита скривил губы и недовольно коротко вздохнул. Наверное, точно такие же чувства испытывает ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Но только он не ребенок, и она не игрушка. «Я несу за нее ответственность», – напомнил он себе, будто оправдывался. Дурак Белкин, дурак. И он сам тоже дурак. Улыбнувшись, Никита немного отодвинул стул и положил ногу на ногу. А ведь он расстроился, когда Оля сообщила о том, что изображать влюбленных больше не нужно. Расстроился. Не ожидал. Руки уже привыкли тянуться к ее талии, тон уже был задан…