– Хорошо… бывает и такое, но после того, как физрук уволился, это уже редкие случаи, – признала она нехотя.
– А куда обычно парочки идут? В привычные, насиженные места, и что это значит?
– Что?
– А то… Нужно просто дождаться ближайшей пьянки, поставить нужное оборудование в этих самых привычных уголках, и все – шантажируй потом кого угодно и сколько угодно.
– Да где же такое оборудование возьмешь?
– Не думаю, что это проблема для знающего человека. Да и качество – посмотри, какое плохое, особо денег в камеры не вкладывали, все по-быстрому, тяп-ляп.
– А почему тогда эта кассета лежит в сейфе у твоего начальника, и письма тоже?..
– Не знаю… и деньги же были…
– Так, может, твой начальник всех и шантажировал?
– Ты что, зачем ему это надо? Пока это все в моей голове не укладывается… Давай другую кассету смотреть.
Мы налили себе чаю и поменяли кассеты. Солька залезла с ногами на мой желтый диванчик и с ужасом уставилась в телевизор: похоже, она ждала худшего.
На этот раз действие происходило в кабинете Селезнева: он сидел за столом и работал. Перекладывая бумаги, он хмурился и даже в какой-то момент отшвырнул карандаш. Потом он встал и подошел к окну, дверь открылась, и в кабинет вошел… Федор Семенович!..
Солька, расплескивая чай, бросилась к телевизору.
– Не может быть, смотри, как живой!
– Да сядь ты, он и есть живой.
Валентин Петрович, увидев своего одноклассника, улыбнулся, они пожали друг другу руки. Разговора не было слышно, но пока, думаю, мы ничего не пропустили, по всей видимости, они просто здоровались.
– Сделай погромче, – велела Солька.
Я вдавила кнопку, но все безрезультатно.
– Это запись такая, – хмурясь, сказала я.
Селезнев достал из шкафа две рюмки и бутылку с какой-то коричневатой жидкостью.
– Коньяк, наверное, – мечтательно сказала Солька.
Они удобно устроились в кожаных креслах и стали о чем-то болтать. Через пару минут включился звук, Солька от неожиданности вздрогнула и пролила остатки чая себе на колени. Хорошо, что хоть не на мой многострадальный диванчик.
– …я благодарен тебе за все, – говорил Селезнев, – через пару-тройку дней я отдам тебе твою долю.
– Не стоит благодарности, – смеясь и тряся животом, ответил Федор Семенович, – это же было и в моих интересах.
– Не скромничай, – улыбнулся Валентин Петрович, – если бы не ты, я не смог бы так быстро и незаметно продать левый груз, твоя схема отлично работает!
Дальше пошли помехи, потом звук опять вернулся.
– …мне надоело быть собачонкой у своей жены, последнее время она слишком много себе позволяет, думает, что держит меня своей фирмой, – говорил Валентин Петрович. – Теперь же, с такими деньгами, я свободен!
– Да уж, три миллиона долларов – неплохой капитал, – поддержал его Федор Семенович.
– Я больше не буду тут горбатиться, ты же знаешь, я умудрился купить апартаменты на Мальте так, чтобы жена ничего не узнала, так что теперь заберу Лариску и уеду отсюда.
– Давай выпьем за твою свободу, только насчет своей подружки ты, мне кажется, горячишься.
– Почему?
– Она может проболтаться или еще что… Чем меньше людей знает, тем лучше, ты же не хочешь, чтобы твоя жена узнала, сколько ты украл у нее, а то вместо Мальты будешь сидеть в тюрьме и баланду кушать.
– Я подумаю, время еще есть…
– Как ты собираешься крутиться с этими наличными? – спросил Федор Семенович.
– Не знаю пока, что лучше… чеки или пластиковую карточку…
Дальше опять пошли помехи, картинка то появлялась, то исчезала, и наконец непрерывная сетка известила нас, что продолжения не будет.
Мы какое-то время сидели молча.
– Так вот почему он взял меня на работу, – сказала я, – ни один нормальный бы человек не взял… а ему было просто все равно, он уже чемоданы паковал…
– Три миллиона долларов наличными… – прошептала Солька.
– Три миллиона долларов, – повторила я.
– Значит, тот, кто записал Юрку с Зиночкой, случайно записал и разговор Селезнева с Федором Семеновичем! – сказала Солька.
– Правильно мыслишь. С Лариской он уже давно крутил, информация могла просочиться, и некто думал поймать эту парочку, а уж потом бы Валентину Петровичу пришлось заплатить куда больше, чем запросили у Юры… Вот так, возможно, камера и оказалась в кабинете Селезнева…
– Но этот некто не знал, что поймает совсем другие кадры…
– И когда труп Альжбеткиного любовника оказался у меня на столе, то этот некто решил, что теперь Селезнев у него в кармане, потому что и убийство можно на него повесить! Тут кто угодно все отдаст, лишь бы в тюрьме не оказаться, все три миллиона не жалко…
– Этот некто пришел к Селезневу с кассетой и стал его шантажировать… – продолжала Солька.
– Завязалась драка, видно, Валентину Петровичу не хотелось отдавать накопленные денежки, или он просто был в бешенстве…
– И начальник твой теперь мертв, – сказала Солька, вставая с дивана, – а мы, дуры, все это знаем, вот только что теперь нам делать?
– Только не говори, что мы пойдем в милицию, – предупредила я Сольку.
– И не скажу… Мы будем искать три миллиона долларов и заберем их себе!
Я в полнейшем изумлении уставилась на свою подругу: ай да учительница ботаники, ай да молодец! Смотрите, и милиция ей теперь не родня… Растет на глазах!
– Я тоже так думаю, – подмигнув Сольке, сказала я.
Планы, мечты и новый директор
– Нам нужен план, – заметалась Солька, – нужно все хорошенько взвесить и обдумать, и все это делать будешь ты!
Солька ткнула в меня пальцем.
– А почему именно я?
– Потому что больше никто из нас этого делать не умеет.
– Хорошо, будем думать, – важно сказала я, – надо бы еще Альжбетку посвятить, вместе же эту кашу заварили.
– Правильно, – сказала Солька, – давай всех посвятим, пусть все бегают, ищут три миллиона долларов, а как дойдет черед делиться, так мы просто прибьем лишних людей.
– Это кого ты убивать собралась? – забеспокоилась я, глядя на ошалевшую Сольку.
– Веру Павловну и Тусика – однозначно, потом еще надо бы Лариску эту… Альжбетка пока под вопросом, Юру тоже, Зиночку…
– Стоп, стоп, так ты и до меня доберешься, – засмеялась я.
Солька села на диван и устало свесила свои остренькие плечи. Ее сексуальные уши горели от нервного возбуждения. Сумма в три миллиона долларов явно пагубно влияла на ее душевные качества, а также на весь ее мозговой процесс.