– Сомнительно… Хотя, глядя на твоего следователя, можно сразу сказать, что сладкое он любит.
– Почему это – на моего следователя, ничего он не мой, – запротестовала Леська, включая духовку.
– Не придирайся к словам. Ты как думаешь, он Игоря угостит кусочком?
– Конечно, не слопает же все сам, – ответила Леська. Вытащила из шкафа банку с вареньем и повертела ее в руках.
– Тогда давай скорее готовить.
Подходящего рецепта не нашлось, поэтому тесто было решено взять от кулебяки и добавить в него побольше сахара. Продукты полетели в миску. Миксер зажужжал, с легкостью перемалывая все в однородную массу, – сплошное любованье.
– И почему это я раньше пирогов не пекла, – пожала плечами Леська, – это же так просто!
Первый кусок теста, хоть и порвался в пятнадцати местах, но все же раскатался. Залепив дырки маленькими заплатками, Ника любовно оглядела дело своих рук.
– Супер, – сказала она, вываливая на него варенье. Затем раскатала второй кусок теста и положила сверху. Пирог заколыхался, как материк при землетрясении. – Ничего, в духовке схватится.
Отправив свое произведение в духовку, девушки подвинули стулья к плите и уселись перед светящимся окошком.
– Смотри, что-то он не поднимается, – со знанием дела сказала Ника.
– Не все же сразу, – ответила Леська, чувствуя, как от волнения перехватывает дыхание. – Подумать только, это мой первый пирог!
– Наш первый пирог, – поправила Ника.
– Мы сделали это, мы смогли!
– Не радуйся раньше времени.
– Да посмотри, какой он чудесный, просто загляденье. Максим Григорьевич меня сразу простит.
– А варенье с косточками было?
– Не знаю, – пожала плечами Леська, – посмотри, что на банке написано.
– С косточками, – кивнула Ника, чувствуя, как настроение медленно падает вниз. – Ладно, ничего страшного, ты как пирог подаришь, так сразу и предупреди, чтобы ел аккуратно. Взрослый же мужик, справится. И Игоря пусть предупредит.
– Ага. Смотри, смотри, расти начал!
Девушки прильнули к окошку духовки. Пирог действительно немного приподнялся, а середина надулась. По кухне стал разноситься аппетитный запах.
– А пахнет как… – блаженно выдохнула Ника.
– С ума сойти, – подтвердила Леська. – Давай не будем на него смотреть, а то он разволнуется и осядет. Пойдем в комнату.
Делегация из двух новоиспеченных поваров на цыпочках покинула кухню. Терпеть было очень трудно, но все же девушки сели перед телевизором и десять минут делали вид, что наслаждаются слезливым сериалом.
– Давай уже пойдем и проверим, – не выдержала Ника. – Глянем одним глазком, и обратно.
– Подожди, в журнале написано, что должен выпекаться тридцать пять минут, еще немного осталось.
Аппетитный запах сменился на нечто иное…
– Кажется, горит, – неуверенно сказала Леська.
– Кажется, воняет, – подтвердила Ника.
Девушки устремились на кухню. Из духовки валил дым – тесто треснуло, а плохо склеенные края пирога разошлись по швам, выпуская на свободу кипящее варенье. Бордовые капли стекали с формы и падали на горячее дно духовки.
– Скорее вынимай! – закричала Леська, прыгая от волнения на одном месте.
– А где у тебя полотенце?!
– А я откуда знаю!
Натыкаясь друг на друга, сея панику, они все же отыскали замусоленную прихватку и вытащили почерневший по краям пирог.
– Ничего страшного, – успокоила Ника, вынимая из ящика нож, – сейчас все лишнее обкромсаем…
– А что, у пирогов бывает что-то лишнее?
– У некоторых бывает. У тебя сахарная пудра есть?
Леська достала тощий бледно-голубой пакет и протянула подруге, та кивнула и с возрастающим энтузиазмом стала обрезать края и счищать выкипевшее варенье с поверхности пирога. Через десять минут пирог имел более сносный вид, но все же от идеала был далек.
– Ну и что, – развела руками Ника, – зато когда Кочкин его увидит, то сразу поймет, что это пекла ты… То есть он поймет, что перед ним домашняя выпечка, а не какой-нибудь бездушный кекс в целлофановой упаковке, провалявшийся на прилавке магазина полгода.
– А как мы его назовем?
– «Мечта замерзшего якута».
– Я серьезно!
– Что тут выпендриваться, надо как-то попроще… «Вишневый сад».
– Годится.
Леська и Ника собрались очень быстро, упаковали «Вишневый сад» и направились к следователю. Погода была прекрасная, настроение тоже. Запах из пакета доносился вполне сносный, так что девушки расправили плечи и уже не сомневались – Максим Григорьевич смягчится и простит им все, что только можно, а у Игоря обязательно проснется тяга к семейной жизни.
– Вы к кому и по какому вопросу? – спросил угрюмый дежурный, скучающий за столом при входе.
– Я к Кочкину, – твердо сказала Леська. Вероника отошла в сторонку и приготовилась ждать возвращения подруги. – Позвоните и скажите, что Лисичкина пришла.
Дежурный тут же набрал номер следователя и, услышав: «Пропустить немедленно», даже не стал интересоваться тем, что за объемный пакет у нее в руках.
Леська немного потопталась у двери кабинета, прорепетировала слова извинения, подбодрила себя тем, что пришла не с пустыми руками, пару раз вздохнула и шагнула за порог.
– Доброе утро, – кивнул Игорь и с интересом уставился на девушку: вроде ее не вызывали.
– Что-нибудь случилось? – сразу же спросил Максим Григорьевич.
Леське показалось, будто со вчерашнего дня он похудел и осунулся – работает, бедненький, маньяков ловит, ну ничего, сейчас пирожок покушает и с новыми силами – в бой!
– Случилось. То есть нет… Понимаете, Максим Григорьевич, мне нужно с вами поговорить… – Она посмотрела на Игоря, и тот, поняв, что сейчас следователя замучают какой-нибудь ерундой, поспешил к двери.
– Пойду покурю, – бросил он, подмигивая Кочкину. Ему очень хотелось остаться и посмотреть, что учудит эта красавица, но раз у людей личные переговоры, то, увы, мешать им не следует.
Максим Григорьевич занервничал – хорошего ждать от Олеси Лисичкиной не приходилось. Вроде бы ничего плохого она не делала, но голова от нее пухла и пухла, пухла и пухла…
– Слушаю вас.
– Я тут… Ну, это… Нагрубила вам немножко… – начала мямлить Леська и тут же изменила тон, стараясь переложить свою вину на другие плечи: – Но это вы во всем виноваты, и вообще, у меня депрессия, а никому до этого дела нет! Меня скоро убьют, расчленят и выбросят в реку, я – самая несчастная на свете, между прочим! – Она всхлипнула, выпятила нижнюю губу вперед и попыталась выдавить из себя слезу.