Ехала Леська за ними на расстоянии, улыбаясь до ушей. Уже стемнело, так что можно было расслабиться и не слишком опасаться, что Игорь обнаружит слежку, а уж Нике так сейчас точно не до этого, наверняка журчит без умолку и дрожит от волнения.
– Ну, мои дорогие, не подведите, отправляйтесь-ка в большой ресторан, чтобы я могла и дальше за вами спокойненько наблюдать, – захихикала Леська.
Машина Игоря остановилась около ресторана «Зигзаг». Этому стоило только порадоваться: ресторан хоть и был небольшой, но представлял собой широкий волнообразный коридор, заставленный по стенам квадратными столиками, – укрыться от сладкой парочки труда не составит. Леська дождалась, пока Ника с Игорем скроются за прозрачными дверями, потерпела пять минут и направилась следом.
В ресторане царил полумрак, свет исходил только от голубых ламп, тянущихся по стенам. Играла медленная музыка, туда-сюда сновали одетые в синюю форму улыбчивые официанты. Леська осторожно прошла вдоль стены и заглянула за угол – Ника и Игорь сидели в углу и улыбались друг другу.
– Только попробуйте мне не пожениться, – прошептала Леська, немного отступая назад. Села за столик и изредка стала выглядывать из-за угла.
Голубки мило беседовали, через полчаса Игорь уже держал Нику за руку и, по всей видимости, одаривал комплиментами – она хихикала и смущенно опускала глаза. Леська изъерзалась на мягком стуле и ничуть не жалела о своей проделке. Полученное удовольствие стоило того. Она так переволновалась, что помяла почти все салфетки, выпила три чашки кофе и переломала около двадцати зубочисток. Посидев еще немного, Леська расплатилась и покинула ресторан – главное, чтобы ее не застукали. Она пока еще не решила, рассказывать Нике о том, что не удержалась и отправилась за ней следом, или нет.
– Все равно разболтаю, – махнула она рукой, улыбнулась и завела мотор. Ничего страшного, сначала Ника поругает, а потом еще смеяться будет и обязательно спросит, как она смотрелась со стороны.
Настроение у Леськи было замечательным, оно испортилось, только когда она поняла, что место, где раньше стоял «Форд», занято и теперь придется искать другое. Ника сразу все поймет и наверняка влетит в квартиру злая, как фурия. Леська поежилась и стала придумывать оправдательную речь. Припарковалась за соседним домом, с тоской поглядела на свою машинку и пожелала ей спокойной ночи.
Фонари горели через один, и Леське вдруг стало страшно. Сзади послышались шаги.
– Только не это, – прошептала Леська и поежилась. Оглядываться не стала, делая вид, что все в порядке, вынула руки из карманов и пошла вперед. Помощи ждать было неоткуда, сзади дома находились гаражи и свалка. – Маньяк, уходи, пожалуйста, ты мне совсем не нужен!
Плюнув на гордость и на все на свете, она побежала. Тут же поскользнулась и упала на одно колено, и тут же за спиной раздалось тяжелое дыхание, а перед глазами мелькнул шнурок. Леська хотела закричать, замахать руками, применить пару-тройку приемов, выученных на уроках самообороны в институте, плюнуть в лицо маньяку, связать его по рукам и ногам, позвонить Кочкину и передать ему в руки Телефониста, но не смогла. Горло сдавила удавка, а в глазах потемнело. Попытка встать не увенчалась успехом. Леська даже не могла сосредоточиться, мысли дрожали и падали в пустоту. Она прохрипела что-то и почувствовала, как теряет сознание. И вдруг впереди замаячил свет фар и раздался звук подъезжающей машины. Удавка мгновенно соскользнула с шеи, и воздух влетел в легкие. Леська сделала несколько судорожных вдохов, застонала, медленно поднялась, развернулась, попыталась сфокусировать взгляд хоть на чем-то и погрозила в пустоту кулаком.
– Доберусь я до тебя, сволочь криворукая! – просипела она.
Доковыляв кое-как до квартиры, Леська сразу же метнулась к зеркалу – четкая полоса на шее убедила ее в том, что все это не бред и еще несколько минут тому назад она могла распрощаться с жизнью.
– Это как же так, – возмущенно сказала она, хмурясь, – получается, что меня чуть не отправили на тот свет! И я больше никогда бы не увидела Нику и Кочкина… Ничего себе перспективка!
Через полчаса вернулась Ника. Распахнув дверь, она блаженно улыбнулась и обрушила свои эмоции на Леську. Любовное помутнение рассудка помешало ей заметить, что «Форда» на прежнем месте нет, так что на Леську она накинулась вовсе не с нотациями.
– Он такой, он такой, он просто замечательный! Может быть, завтра опять встретимся… – тут она осеклась. Выражение Леськиного лица красноречиво показывало, что ей явно не до восторженной чепухи, насыщенной восклицательными знаками. – Что случилось-то?
Олеся для пущей наглядности задрала голову вверх и продемонстрировала украшенную тонкой полосой шею.
– Это ч-ч-что? – заикаясь, спросила Ника.
– Ты видишь перед собой жертву маньяка-Телефониста. Единственную жертву, оставшуюся в живых!
Ника побледнела, пошатнулась, рухнула на пол и погрузилась в глубокий обморок.
Со следователем встречайтесь почаще, это даст пищу уму и позволит настроиться на светлое будущее.
– Почему, почему вы не позвонили вчера?! – Кочкин рвал и метал. Отправлять криминалистов на место совершения нападения смысла уже не было, утешением могло служить только то, что Телефонист все равно никогда не оставлял следов. – Надо было сразу поставить меня в известность!
– И меня тоже, – сердито добавил Игорь и покосился на Нику.
Девушки сидели на жестких стульях у окна и впитывали каждое слово, летящее в их сторону, – головы виновато опущены, а носы шмыгают в унисон, давя на жалость. Максим Григорьевич чувствовал себя виноватым, но заботливое кудахтанье, рвущееся из груди, сдерживал – с этими дамами надо построже, иначе хлопот не оберешься, и глазом не успеешь моргнуть, как вновь придется присутствовать на похоронах.
– Олеся Владимировна, мы с вами о чем договаривались?
– Я не буду выходить из дома после пяти, – пробурчала под нос Леська.
– Так какого черта!.. – начал Кочкин, осекся и все же продолжил: – Так какого черта вы поперлись поздно вечером на улицу и где вы были, я вас спрашиваю?!
Ответить на эти вопросы было невыносимо сложно: не закладывать же Нику и Игоря? Леська подняла глаза, постаралась сделать так, чтобы нижняя губа задрожала, и выдавила:
– Приступы клаустрофобии замучили, товарищ следователь, я и вышла свежим воздухом подышать. Теперь имею бледный вид, тяжелое ранение в шею, судороги в коленях, недержание мочи и триста сорок восьмую серию депрессии. Также хочу заметить, что вера в себя безвозвратно утрачена – слезно прошу снисхождения и амнистию.
Леська хотела продолжить сцену и уже собиралась бухнуться следователю в ноги и закричать: «Прости, кормилец!» – но сдержалась, боясь, что Кочкина увезут на «скорой» с инфарктом.
Максим Григорьевич почувствовал, как притихший в зубе нерв заворочался и заныл. Весь его настрой улетучился, он несколько раз тяжело вздохнул, посмотрел на Леську и спросил: