– Н-да… – протянул Кочкин, – вы правы, слишком мелко. Это больше похоже на работу одиночки. У вас есть постоянные клиенты?
– Наверное, но люди не так часто покупают обувь, один, два раза в сезон, так что вряд ли они примелькались. Хотя есть и те, кто любит просто прогуляться по магазинам, посмотреть, что к чему. Многие так отвлекаются от повседневных дел, чаще это женщины, но и мужчины в последние годы стали больше интересоваться одеждой и обувью. Жизнь, как говорится, не стоит на месте.
– А ваши сотрудники не замечали, что кто-то портит обувь, выставленную у вас в зале?
– Нет, – Лидия Андреевна опять была удивлена. – О таком мне никто не сообщал. Во время примерок случаются поломки, тут ничего уж не поделаешь, но чтобы специально… Может быть, мы просто не обращали внимания…
– Может быть, и не обращали, – сказал Кочкин. «А может быть, вредитель все же сменил занятие», – еще раз пронеслось в голове.
Разговор с приглашенными администраторами ничего не дал, они только разводили руками и клялись, что ситуация в залах находится под их неусыпным контролем и конечно же никто не может безнаказанно испортить туфли, сапоги или кроссовки. Максим Григорьевич кивал и очень в этом сомневался.
Удобно устроившись в комнате охранников, он закурил и стал смотреть выданные ему кассеты: женщины и мужчины суетились около полок, примеряли обувь, рассматривали вывешенные в центре залов сумки, счастливо прижимали к груди оплаченные покупки, изредка ругались и просто разглядывали товар. Через шесть часов у следователя болели глаза и вновь ныл зуб. Чудо не случилось – ничего интересного на кассетах не оказалось. Жаль, очень жаль. Максим Григорьевич покинул комнату охранников, размышляя, что теперь делать. Почему же маньяк-Телефонист так неравнодушен к магазину «Коллекционер»?
– Пока непонятно, – пробормотал Кочкин. Перешагнул через лужу, потер правую щеку и посмотрел на подъезд коричневого кирпичного дома с надписью «Ваш стоматолог». Нерв в зубе, чувствуя опасность, дернулся так, что у следователя от боли брызнули из глаз слезы.
Мысль, что надо идти к стоматологу, всегда повергала Максима Григорьевича в ужас. В сознании сразу мелькали пахнущее лекарствами длинное кресло и яркая лампа, излучающая муторный свет. Врач обязательно представлялся высоким, худым и лысым, с маленькими хитрыми глазками и тонкими злыми губами. В одной руке он непременно держал длинную ржавую иглу, а в другой – блестящие металлические клещи. Белый халат врача, забрызганный кровью, бесконечно притягивал взгляд и пугал еще больше. Вот такие занимательные фантазии начинали роиться в голове следователя при слове «стоматолог».
Максим Григорьевич собрал мужество в кулак, проклял три раза Леськин пирог «Вишневый сад» и, молясь об уколе с обезболивающим лекарством, медленным шагом направился к коричневому подъезду. Ступенек, ведущих к бледно-голубой двери клиники, оказалось очень мало – Кочкин не успел попрощаться со всеми родными и близкими.
– Здравствуйте, – обнажив ряд ровных белоснежных зубов, сказала молоденькая девушка, сидящая за столом. – Очень приятно, что вы решили обратиться именно к нам. Что вас беспокоит?
Кочкина сейчас беспокоил только один вопрос – где здесь туалет. Подсознательно ему хотелось оттянуть экзекуцию, и, если бы здесь устраивались экскурсии по клинике, он обязательно заплатил бы за три часа хождения по этажам.
– Где у вас туалет? – спросил он, держась за щеку.
Девушка лучезарно улыбнулась и показала рукой на одну из дверей коридора. Прижавшись спиной к стене кабинки, Максим Григорьевич около пятнадцати минут уговаривал себя вернуться в приемную. Он старательно напоминал себе, что не раз пули свистели у него над головой и он при этом не испытывал такого удушающего чувства страха, что он, в конце концов, мужчина, что стоматологи – это не садисты, наслаждающиеся муками пациентов, а нормальные люди, стремящиеся помочь. Аутотренинг сыграл свою роль, и Кочкин покинул убежище. Девушка опять лучезарно улыбнулась и протянула талончик в двадцать второй кабинет.
Поднявшись на второй этаж, Максим Григорьевич постучал в нужную дверь и, услышав «войдите», дернул на себя круглую деревянную ручку. Врач стоял у окна и аккуратно складывал полотенце. Невысокий, седовласый мужчина с очочками на носу. Халат был чист и бел. Кочкин посмотрел на пол, а затем на потолок – брызг крови нигде не наблюдалось, да и вырванные зубы не валялись где попало. Он почувствовал себя более уверенно и, обреченно склонив голову, засеменил к креслу.
– Что вас беспокоит, молодой человек? – спросил доктор, с интересом глядя на бледного пациента.
– Зуб, – прошептал Максим Григорьевич и указал пальцем на правую щеку.
– Что ж, будем лечить.
Эти слова показались следователю приговором. Он зажмурился и открыл рот.
Стоматолог – Самуил Потапович – привык к тому, что почти все пациенты его боятся и почти все потом благодарят за проделанную работу. Он взял тоненькую карту, кинул взгляд на имя пациента и посмотрел в окно.
– Вырывать будете? – опасливо спросил Максим Григорьевич, вцепившись пальцами в подлокотники кресла.
– Нет, голубчик, это лишнее, не так уж все и страшно, как вам кажется.
Самуил Потапович подошел к шкафу, достал шприц, ампулу и подмигнул Кочкину, тот сглотнул набежавшую слюну, пообещал себе больше никогда не есть вишневых пирогов и опять покорно открыл рот.
– Хороша погодка, – сказал Самуил Потапович, откладывая опустевший шприц в сторону. – В апреле обычно холоднее. У меня дача есть, так рассаду я уже посадил. Рот пошире откройте. Да не волнуйтесь, Максим Григорьевич, залепим вашу воронку так, что не нарадуетесь…
Кочкин благодарно промычал – половина челюсти уже онемела, а за щекой лежали два ватных тампона.
– Пока я не решил, сколько грядок под зелень выделить, вроде вещь нужная, но много все равно не съем. Каждый год одно и то же – думаю, решаю, насажу целое поле, а потом все желтеет, хоть соседям раздавай. Поливать же надо, а я в Москве в основном нахожусь, работа держит, отпуск-то всего две недели.
Кочкин на этот раз промычал сочувственно, он и сам бы с радостью отдохнул на природе пару месяцев, но о таком можно было только мечтать.
Самуил Потапович вновь глянул в окно, что-то задумчиво буркнул и вернулся к зубу Кочкина.
– Противились, противились, а теперь вон с коробками из магазина выходят, – сказал он и поднял кресло немного повыше. – Не любит у нас народ ничего нового, не признает перемен. А ведь если подумать, то многое – во благо. Согласны со мной?
Максим Григорьевич был не только согласен, он был уже счастлив оттого, что оказался в кабинете стоматолога, он даже подумал, что стоит при случае чмокнуть Олесю Лисичкину в щеку за ее абсолютное неумение готовить. В носу щекотало, а это верный признак того, что след найден. Ну же, доктор, давайте, договаривайте начатое! Кочкин заерзал и замычал, что Самуилом Потаповичем было истолковано как согласие.