Никогда бы не подумала, что с такой охотой возьмусь за уборку, но сейчас это казалось единственно правильным решением. Во-первых, трудовая терапия может неплохо отвлечь от табуна мыслей, во-вторых, если повезет, я наткнусь на что-нибудь интересное – в каждом доме есть свои тайны.
На этажах тихо: хозяйка отправилась на прогулку в гордом одиночестве, а Екатерина Петровна потрошила курицу в дальнем углу сада. При мысли об этом я содрогнулась.
Пожалуй, начну уборку с комнаты вредной Дюймовки. Что, вы думаете, она сама там навела марафет? Возможно, но если я смахну пыль, то лишним это не будет. Остановите же меня... хи-хи...
Идеальный порядок, даже противно. Библия на столе. Я машинально открыла то место, где лежала закладка: ничего интересного, пара галочек на полях, и все. В шкафу ровные стопки одежды, на тумбочке порядок, в ванной порядок... а почему, интересно, у меня нет личной ванной? Вот это точно непорядок!
Вышла с глубокой печалью на сердце – ничего не нарыла. Смахивая по пути несуществующую пыль, я поднялась наверх. А давайте-ка посмотрим, что там у тети Гали... Дверь приоткрыта, я заглянула и тут же отскочила в сторону... вроде не заметил... Евгений Романович крутился возле кровати.
Приготовьтесь – я медленно просовываю голову в комнату.
Евгений Романович шарил в тумбочке своей разлюбезной подруги, шарил довольно аккуратно, чтобы она не заметила беспорядка. Я чуть присела, так меня немного прикрывал шкаф. Этот лощеный гоблин разочарованно задвинул ящик и уставился на белый пиджак Галины Ивановны. Помедлив секунду, он залез в карман и извлек из него плоский кошелечек. Радостная и довольная улыбка запрыгала по его так называемому лицу.
В кошелечке, как можно было догадаться, лежали денежки в таких зеленоватых купюрах: отсчитав пару сотен, Евгений Романович засунул выручку в свой карман, а кошелек – в карман пиджака тети Гали и, насвистывая, направился к двери.
Я заметалась по коридору и с перепугу влетела в комнату этого воришки и стала тереть стол, время от времени поплевывая на него.
В комнату вплыл Евгений Романович и просто оторопел от моих действий.
– Ты чего делаешь-то?
– Убираюсь, а вы что подумали? – небрежно отвечаю я.
– Я подумал, что ты плюешь на мой стол.
Какой наблюдательный, только посмотрите на него!
– Так средства для полировки мебели стоят дорого.
– Не настолько, чтобы ты тут плевалась!
Я перестала выполнять свои непосредственные обязанности и направилась к двери. Гоблин тут же перегородил мне проход. На полу лежал скорченный носок, и, глядя на него, я сморщила нос.
– Тебе необязательно так торопиться.
– Тогда я продолжу плевать на ваш стол.
– Я не об этом.
Нахал.
Я отодвинула неприятного во всех отношениях человека в сторону и шагнула вперед, но он тут же обхватил меня своими лапами сзади.
Сейчас преподам ему небольшой урок. Сосредоточьтесь, это может оказаться полезным.
Слегка отклоняетесь влево, правую руку сгибаете так, чтобы локоть оказался напротив солнечного сплетения врага, и бьете изо всех сил локтем в намеченную точку. Никогда не забывайте об этом приеме, ведь нам – бедным девушкам, приходится заботиться о своей чести день и ночь, причем самостоятельно.
Скучно, как скучно... За спиной раздавались проклятия. Летели они, как вы понимаете, в мой адрес.
Взяв в холодильнике банку пива, я вышла на улицу и направилась к пристройке садовника. Юрий Семенович сидел на скамейке и курил. В качестве сближения я протянула ему пиво.
– Садись, – сказал он, двигаясь к краю, – чего хочешь?
– Евгений этот Романович – он кто?
– Галкин хахаль.
– Это я уже поняла, а конкретнее?
– Бизнес у него какой-то, не знаю.
– Ну что из вас надо все по капле вытягивать! – возмутилась я.
– Тебе-то зачем?
– Мерзкий он.
– Понятно.
Тишина. Я молчу тоже.
– Вроде разорился он, за счет Галины живет.
– Откуда знаете?
– Хозяин его терпеть не может: слышал много раз, как альфонсом его называл.
Стало жутко приятно, что Воронцов тоже не в восторге от Евгения Романовича.
– А Галина Ивановна?
– Заступалась, не глупая она вроде, но то ли любит, то ли ей так удобно.
– Как такого можно любить...
– Ты чего возле домика крутишься?
Есть, интересно, на свете человек, который не знает об этом?
– Тянет, там все старое, люблю, когда так.
– Петровна за тобой следит.
– Знаю.
Мы еще помолчали немного, посмотрели друг на друга, и я вздохнула.
– Ты чего расселась, – раздался резкий голос Екатерины Петровны, – бери курицу и иди мой!
Я и не заметила, как она подошла, умеет же настроение испортить.
Вредная Дюймовочка вытерла руки об окровавленный фартук (бедные куры) и кивнула в сторону скамейки – в металлическом тазу лежали, поблескивая на солнце, бледные, общипанные тела покойниц.
– Трупами не занимаюсь, – ответила я и отвернулась.
Я еле дождалась вечера. Казалось, стоит только лечь – и тут же засну, но меня ждал неприятный сюрприз по имени Великая Бессонница. Эта зараза окружила меня таким вниманием и такой заботой, что ничего не оставалось делать, как включить свет и взять с полки книжку. Пролистав ее, я поставила этот кропотливый труд обратно на полку. Н-да... заняться нечем. Раздвинув шторы, я села на подоконник.
– Луна и звезды, звезды и луна, – пробубнила я, и тут в саду что-то мелькнуло.
Щурюсь.
Показалось?
Мелькнуло еще раз. Сердце почему-то замерло, и я тихонько слезла с подоконника и присела. Мутноватая фигура крадучись передвигалась по саду.
Это Осиков, не сойти мне с этого места – это Осиков!
И что он тут делает, уж не изменяет ли моей маман... Не скажу, что это бы меня расстроило, но с другой стороны, если маман расстанется с Осиковым, то она сразу переключится на меня.
Осиков подошел к забору, взобрался на одну из бочек, валявшихся без дела, и перелез через забор. Удивительно, как легко он это сделал, с его-то комплекцией! Очень пластичный товарищ. Ах, Осиков, Осиков... какого же черта тебе здесь надо?
Какие будут версии и предложения?
Он приходил, чтобы передать мне привет от мамочки, но не нашел меня. Смешно.
Я заметалась по комнате. Завтра же навещу этих разгильдяев и все узнаю. Распустились! Беременеют, когда хотят, шастают по чужим территориям по ночам... даже не представляю, что еще они там делают...