– Вот спасибо, а я-то думала – отправите меня к следователю за пропуском и разрешением, – я усмехнулась и добавила: – А вообще вы должны были сказать что-нибудь похожее на «Какие еще морщины, ты великолепна и без всякого крема».
– Ты великолепна и без всякого крема, – повторил он тихо и сделал шаг в мою сторону.
Разволновавшись, я решила сбежать. Вполне объяснимая дрожь подогнула мои колени, но я все же взяла себя в руки. Развернулась и последовала заранее выбранным курсом.
«Баночка с кремом, баночка с кремом, баночка с кремом... Надо все время повторять свое спецзадание, тогда я не буду отвлекаться на необыкновенных, настоящих и любимых мною мужчин. Баночка с кремом, баночка с кремом, баночка с кремом...»
Перепрыгнув через ступеньки, я скрипнула открывающейся дверью. Свет провести Юрий Семенович не успел, так как выселили меня слишком быстро, ну что ж, это и не плохо, я всегда любила запах свечей. Вот только как в таком полумраке искать бриллианты?
– Зажгу, пожалуй, пять свечей, этого будет достаточно, – решила я.
Одна, две, три...
– Больше не надо, хватит, – сказал Воронцов, закрывая за собой дверь.
Я вздрогнула. Вы бы тоже вздрогнули на моем месте.
– Где же она может быть... – пробормотала я и стала демонстративно лазить по полкам и ящикам.
Наклонившись, заглянула под кровать, но там лежали носки, оставленные мною для второго посещения, так что сейчас находить их я не собиралась. Переключившись на стул, я почувствовала, как Воронцов следит за каждым моим движением. «Да что же это такое, почему я дрожу?..»
– Давай я тебе помогу, – предложил Виктор Иванович, – как выглядит твой крем?
– Маленькая круглая баночка, ничего особенного... А! Вспомнила, там написано «Крем».
Я мило улыбнулась.
– Я постараюсь ни с чем не перепутать, – саркастично сказал Воронцов и тоже взялся осматривать территорию.
Мы двигались с ним навстречу друг другу, нас разделяли метры...
– Как ты сходила к своим? – спросил он, отодвигая старый кувшин.
– Давайте зажжем еще свечи, ничего же не видно.
– Не надо.
– Хорошо сходила, мама была очень рада меня видеть, впрочем, как всегда, – ответила я, продолжая дрожать.
Между нами осталось два метра.
– Здесь не так плохо, как кажется снаружи, – сказал Воронцов.
– Мне здесь вообще очень нравится, только холодно, жаль, что вы меня отсюда выселили.
– Сейчас я затоплю, – бросил он и направился к печке.
Расстояние между нами увеличилось.
«Сейчас загорятся березовые поленья, и станет тепло, я перестану дрожать... ведь это от холода, так?»
– Я часто думаю о тебе, – сказал Воронцов, щелкая зажигалкой.
Усевшись на пол возле тумбочки, я сделала вид, что поглощена поисками. Тяжелое это занятие – искать крем!
– И какие же мысли посещают вас?
– Разные, – он улыбнулся, – но всегда приятные.
Я повернула голову, и мы встретились глазами. Видно не было, но я знала, что они у него необыкновенно каштановые.
– Давай признавайся, что и ты думаешь обо мне, – он засмеялся.
– Всегда вы требуете от меня невозможного, не буду, – замотала я головой, – и вообще у меня, знаете ли, есть дела поважнее, чем думать о всяких эксплуататорах.
Он направился ко мне, и расстояние вновь стало сокращаться. Оно сокращалось очень быстро до тех пор, пока между нами не осталась всего лишь точка – полмиллиметра страха.
Воронцов сел рядом и ласково спросил:
– Нашла свою пропажу?
– Нет, – ответила я, проводя пальцем по шершавой дверце тумбочки.
Он взял мою руку и нежно поцеловал ее. Вы понимаете... даже полмиллиметра не осталось...
– Иди ко мне, моя девочка, моя маленькая девочка...
Подняв голову, я опять посмотрела в его глаза.
– Я хочу быть с вами... – прошептала я тихо.
«Он обязательно должен меня сейчас поцеловать. Обязательно!»
Воронцов обнял меня и осторожно уложил на полу.
– Маленький котенок, – сказал он и поцеловал.
Спасибо. Я закрыла глаза.
«До чего же я счастлива сейчас! Я счастлива не только тем, что происходит, но и ожиданием того, что произойдет. Уже никто и ничто нам не помешает...»
Он осторожно, не торопясь, расстегнул пуговицы на моей рубашке и нежно поцеловал в плечо... Я открыла глаза, и взгляд мой полетел высоко к потолку... На самой обыкновенной балке, почти под крышей, лежала ничем не прикрытая и вовсе не спрятанная от чужого глаза такая долгожданная коробка, обтянутая тканью...
Я вновь закрыла глаза. Меня это совсем не интересовало... слишком сильно стучало сердце, слишком сильно... Он прижал меня к полу... я сжала его руку, и бесконечная нежность унесла меня далеко... очень далеко...
Если вам скажут, что сказки – это выдумки писак и фантазии впавших в детство безумцев, – согласитесь! Кивните, скажите «да», тысячу раз «да», а потом сидите и улыбайтесь, просто улыбайтесь. Плевать на все. Кругом сказка!
Мне хотелось рассказывать о своем счастье каждому встречному и одновременно хотелось молчать и не говорить ни слова – я боялась расплескать то тепло, которое переполняло мою душу.
– Сидишь без дела? – раздался едкий голос Екатерины Петровны. Она вплыла на кухню и подбоченилась. – Выходной у тебя закончился вчера, если ты помнишь, конечно, об этом.
– Ну, почему же без дела, – улыбнулась я, глотая обжигающий кофе, – я очень даже занята, я плыву.
– Что?
– Я переплываю океан. Легкие волны несут меня вперед, и уже не важно, смогу ли я вернуться к берегу, доплыву ли до противоположного или бескрайняя стихия навсегда станет мне домом.
– Ты пьяна, что ли? – Екатерина Петровна посмотрела на меня опасливо, и правильно сделала. Я, конечно, не была пьяна, но совершить что-нибудь неадекватное вполне могла.
– Даже ругаться с вами не хочется, – устало сказала я.
– Ах ты лиса! Говори, что натворила, думаешь, я не понимаю, что ты неспроста тут всякую ерунду несешь!
– Не мешайте, я поплаваю в своем океане еще минут пять и начну работать.
– Ты что натворила, говори?
– Я украла колье и убила этого несчастного, – охотно ответила я на вопрос и тяжело вздохнула. «Пусть отстанет, пусть она от меня отстанет».
– Что?