– Ну и как? Понравилось? – сурово спросила Дашенька, скрестив руки на груди.
– Дура она, – осипшим голосом выдал Вадим, стягивая с себя грязную рубашку. Слезы обиды навернулись на глаза, и он, точно маленький ребенок, всхлипнул. – Совсем чокнулась, что я ей сделал?
– А ты не ей сделал, – ласково пропела Дашенька. – Зачем Берестова шантажировал?
Вадим отбросил футболку, метнулся к двери, забыл с перепуга, в какую сторону она открывается, и ударился лбом о гладкую полированную поверхность.
Дашенька закатила глаза – ну и шантажисты пошли…
– Как тебе такое в голову пришло? – спросила она, усаживая израненного Вадима на кровать.
– Не знаю… Я шлялся по дому, думал, где бы денег раздобыть… Брат с тобой трепался, да и не дал бы он – я у него за день до этого сто баксов выклянчил, конечно, можно было подарочные попросить, но у Егора наверняка после пьянки голова раскалывалась… не стал я на грубость нарываться. Кабинет закрыт, мать уехала, ну, думаю – была не была, попрошу денег у Берестова…
– А он оказался занят, – улыбнулась Дашенька.
– Ну да. Я гляжу, в его комнату Ленка заходит – в одной руке тряпка, в другой бутылка с какой-то фигней, грязь оттирать, наверное… Я решил подождать, пока она выйдет, – Вадим шмыгнул носом и потер плечо. – Болит, зараза…
– Не отвлекайся.
– Сижу, сижу, а изменений никаких – Ленка не появляется. Я подошел, ухо к двери приложил… звуки какие-то… тихие. Я на пол опустился, в щелку посмотрел… ног нигде нет, а туфли Ленкины на коврике лежат. Что я, дурак? В таких делах не разбираюсь?! Ясно же как белый день, докатились люди до…
– Не выражайся, – на всякий случай предупредила Дашенька.
– Ну, я и решил ситуацию в свою сторону повернуть. Срубил бы деньжат, и полный порядок.
– Молодец, не растерялся.
– Да ладно тебе издеваться, – Вадим дотронулся до глаза. – Посмотри, очень опух?
– Прилично, – ответила Дашенька, морща нос.
– Гадина эта Акулина, ей-то какое дело до Берестова и Ленки?
– А она, как Супермен, – защищает хороших и карает плохих.
– Сбрендила она, что ли? – опешил Вадим, который мог ожидать от Почечуевой даже этого.
– Ну, почему сразу сбрендила, она просто несет справедливость и добро в массы.
– Она?! Ты соображаешь, что говоришь?
Дашенька усмехнулась и сказала:
– Значит, так: поболтали, пошутили, а теперь слушай меня внимательно. О том, что знаешь, забудь, нечего языком мести, людям жизнь портить. Если тебя опять потянет на приключения, то учти, в следующий раз тебя отделает уже не Акулина Альфредовна…
– Ладно, ладно, – занервничал Вадим, потирая шишку на лбу, – не буду я больше. Че мне, жалко, что Берестов Ленку…
– Не выражайся, – опять остановила поток его красноречия Дашенька.
Она подошла к двери и назидательно погрозила пальчиком.
– А как вы меня вычислили? – спросил Вадим.
– Тебя, дружок, погубили падшие женщины, – улыбнулась Дашенька и, подмигнув горе-шантажисту, вышла.
Друг мой, я пришла…
Снежок приятно похрустывал под ботинками, наполняя душу беспричинной радостью, а тело бодростью. Хруп-хруп, хруп-хруп.
– Красота-то какая! – выдохнул Тихон, обводя взглядом коттеджный поселок.
Всю ночь падал снег, и вот теперь – кругом все искрится и сияет.
Лохматые елки, высаженные в ряд вдоль забора, принарядились в белые шапочки и гостеприимно протягивали ветки, видимо, желая поздороваться, – привет, проходи, чувствуй себя здесь как дома.
Рано утром Тихон съездил на Мытную, забрал некоторые свои и Дашины вещи и заспешил обратно. Радуясь, что не наткнулся на Зарубкиных, предвкушая продолжение расследования, он прошел мимо поста охраны, притормозил и, развернувшись, направился к небольшому домику с красной крышей.
– Доброе утро, – дружелюбно сказал он, просовывая нос в комнату, которая частично являлась кухней, частично спальней и частично гостиной. – Разрешите войти?
– Валяй, – добродушно ответил охранник, хлопая себя ладонями по коленям. Он сидел на стуле около окна и явно скучал. – Пятьсот рублей.
– Что – пятьсот рублей? – удивленно спросил Тихон, вытирая ноги о разлохмаченный по краям грязно-коричневый коврик.
– Цена информации – пятьсот рублей.
– А откуда вы знаете, что я к вам за информацией пришел?
– А за чем же еще? – усмехнулся охранник, приглаживая редкие седые волосы. – Ко мне частенько с вопросами приходят, особенно из третьего дома, восемнадцатого и двадцать пятого. Меня, кстати, Петровичем кличут.
– Приятно познакомиться, – дежурно ответил Тихон, вынимая из кармана деньги. – И какие же вам вопросы обычно задают?
– А известно какие, – хмыкнул охранник, – мужики беспокоятся: выезжали ли куда их жены и во сколько, ну, и дамочки с такими же вопросами относительно своих мужей лезут. У меня же все записано! С женщин я беру четыреста рублей, потому как бабья доля тяжела и неказиста. – Петрович отлепился от окошка, застегнул пуговицы на вытянутой кофте и тяжело вздохнул, сочувствуя прекрасному полу. Взял деньги, сунул их под большую белую кружку, стоявшую на столе, и спросил: – Чайку не желаете?
– Спасибо, но вынужден отказаться – тороплюсь.
– Тогда давайте сразу же перейдем к делу.
Петрович вновь пригладил волосы, подхватил с тумбочки потрепанную тетрадь и спросил:
– Какой день интересует?
– Воскресенье.
– Номер машины?
– Мне бы хотелось узнать: покидал ли пределы поселка с 13–00 до 16–00 зеленый «Хундай»…
– Знаю я его, – перебил Петрович, – девица на нем разъезжает, вроде как Корнеевых знакомая. Смазливая, и грудь у нее…
– Да, именно она владелица машины.
Палец охранника заскользил вниз по строчкам.
– С часу до четырех не выезжала. Не сомневайтесь, я свою работу хорошо знаю – все четко.
– А серебристый «Мерседес»? – Тихон назвал номер машины Берестова. – В это же время не покидал поселок?
– Нет, – мотнул головой Петрович, – замечен не был.
Направляясь к небольшому магазинчику, украшенному искусственными еловыми ветвями и большими блестящими красными и золотыми шарами, Тихон размышлял и хмурился. Делая ставку на то, что вор, боясь разоблачения, должен был вынести брошь из дома, он решил проверить слова Ирмы – она якобы никуда не ездила, а только выходила в магазин, чтобы купить шампунь. Ну что ж, охранник подтвердил – за руль она действительно не садилась, с территории поселка не выезжала. Жаль, жаль, подловить ее на каком-нибудь вранье было бы совсем неплохо…