– Ну что вы, – укоризненно произнесла она, взяв двумя пальцами кекс. – Это замечательный театр! Я сюда приводила племянников, пока они не выросли.
«Конечно, у нее есть сестры, браться, тети, дяди, и у всех вполне нормальная личная жизнь. Женятся, разводятся, скандалят и так далее! А она – одинокая гармонь, на которую с удовольствием родственнички спихивают своих отпрысков».
– Как вас зовут? – резко и даже грубо спросил Воробьев, не сомневаясь, что услышит и имя, и отчество, и фамилию.
– Сенечкина Инна Михайловна. А вас?
– Глеб Сергеевич.
Воробьев и не помнил, когда ему приходилось представляться подобным образом, почти всегда (за редким исключением, по работе) он знакомился с женщинами гораздо моложе себя и говорил просто «Глеб». То игриво, то с улыбкой, то легко, по-пацански, то значимо. Ему и имя-то свое нравилось – короткое, редкое, мужественное. Но Сенечкина Инна Михайловна и здесь удружила! Язык не повернулся назвать только имя.
Настроение Воробьева ухудшилось еще на пару пунктов, потому что он вдруг почувствовал себя не бравым парнем, покорителем юных сердец, а взрослым мужчиной, солидным человеком, отцом двадцатидвухлетней дочери.
– Очень приятно, – улыбнулась Инна.
«А мне не очень!»
– Ешьте, – бросил он и придвинул к ней одну из тарелок. – Значит, спектакль пришли смотреть?
– Да, вечер благотворительный, и, к счастью, именно мне достался билет. Дело в том, что билет прислали в офис, а никто идти не захотел. Я сейчас в строительной конторе подрабатываю, сестре помогаю… У нее скопилось очень много работы, и мне разрешили временно…
– А я пришел как раз из-за этой самой благотворительности, – едко перебил Воробьев. – Дела, знаете ли, добрые покоя не дают.
В глазах Инны промелькнуло восхищение, пальцы вцепились в край стола и побелели. Она точно увидела перед собой одно из чудес света и не знала теперь, как себя вести.
– А я же еще тогда, когда вы согласились меня подвезти, подумала: до чего же чуткий и отзывчивый человек! Вы спешили и все равно остановились. А потом денег с меня не взяли.
«Трудно было не остановиться, когда ты бросилась на лобовое стекло с тюками и сумками, кому ж в тюрьму охота, – усмехнулся Воробьев, не признаваясь, что похвала приятна. – Ненормальная, – на всякий случай добавил он».
Раздался первый звонок, и Глеб Сергеевич засуетился – это был отличный повод избавиться от дамочки-экскурсовода.
– У вас какой ряд? – спросила она.
– Третий. Партер.
– А у меня девятый.
– Желаю получить массу приятных впечатлений, – выдал он и старательно улыбнулся.
Но странно, во время первого действия Воробьев совершенно не мог спокойно сидеть, так и тянуло обернуться и посмотреть, где именно устроилась Инна? Он представлял ее тихой, серьезной, бледной, но с восторженным румянцем на щеках. Наверняка она внимательно следит за игрой актеров, и эта лабуда ей нравится. Она изредка открывает программку и читает фамилии лиц, причастных к происходящему на сцене. («Совершенно бестолковое и бесполезное занятие!») Тычет пальцем, читает и губами шевелит! Он оборачивался, но не находил ее.
– Гражданин, перестаньте вертеться, – дребезжащим голосом произнесла за спиной пожилая женщина.
– Вас я забыл спросить, вертеться мне или нет! – шикнул на нее Воробьев.
Даша выпила два стакана сока подряд и теперь с удовольствием уплетала эклеры. Шоколадная глазурь таяла и пачкала руки, но маленькую фею подобные мелочи не могли смутить, она облизывала пальцы и жадно поглядывала на корзиночки со взбитыми сливками и сахарные трубочки.
– Здорово! – охарактеризовала она происходящее и добавила: – Сейчас я поем и пойдем танцевать, ладно? Я очень хочу танцевать!
– Не торопись, жуй, – улыбнулась Алька, оглядывая зал. На душе было тепло и приятно именно от того, что Даше сейчас хорошо. «Он занимается наукой, последнее время мотался по командировкам и преподавал. У нас приличная разница в возрасте, и это делает наши отношения… м-м-м… особенными». Алька взяла мандарин, очистила его и положила дольку в рот. Почему же она описала Зубарева, а не кого-то другого? Костика не стала – это понятно, теперь причислить его к ряду настоящих мужчин она не смогла бы даже под дулом пистолета, но можно же было соврать иначе… Например, герой ее романа – очень занятой врач, спасающий жизни двадцать четыре часа в сутки, или пожарник, или спортсмен… Но она выбрала Андрея Зубарева.
Алька отдала мандарин Даше, вытерла руки салфеткой и замерла. «Я думаю о нем, вспоминаю, но это, конечно же, не…» Просто их короткие отношения не имели названия, зато имели накал и непредсказуемость. Просто осталась недосказанность… «И вообще, он старше меня на тысячу лет!»
– Пойдем танцевать, – сказала Алька, и ее взгляд пополз по однокурсникам и гостям.
– Ага, вон Марго и Ленка. Хихикают… – Даша тоже вытерла руки и тоже прицельно скользнула взглядом по лицам. Поправив колпак, она помахала палочкой в такт музыке и добавила грозным голосом: – Наверное, замышляют какое-нибудь чудовищное зло.
– Кто бы сомневался, – ответила Алька.
Они переглянулись и, не сговариваясь, решительно направились в сторону врагов. Высокие тонкие каблуки туфель еле слышно постукивали, сапоги сорок второго размера многообещающе шаркали.
Марго и Пенка перестали болтать и, насмешливо поджав губы, приготовились к очередной милой ругани, но, как оказалось, с ними разговаривать никто не собирался…
– Вадим, можно пригласить тебя на танец? – спросила Алька и, не дожидаясь ответа, потянула парня на середину зала.
– Максим, можно пригласить тебя на танец? – спросила Даша и выдала робкую девичью улыбку.
* * *
Какая наглость! Марго не поверила собственным глазам и сильно толкнула подругу локтем. Ленка-Пенка, временно утратив дар речи, крякнула и прошипела нечто невразумительное. Разве могли они представить, что их мужчины легко и просто пойдут танцевать с другими девушками? То есть позже – да, народ развеселится, раскачается и толпа смешается, но не первый же танец! И главное – с кем?! С ненавистной Алькой Воробьевой и ее сестричкой!
– Гадины, – выдохнула Марго. – Ее мужик не пришел, так она моего утащила.
– А эта… – подхватила Ленка-Пенка, нервно теребя розовые бусины на балахоне, – Дашка! От горшка два вершка, а задницей крутит будь здоров!
– И парни хороши – согласились. Я же им говорила, предупреждала…
– Нет, они не виноваты, неудобно же отказывать…
– Когда дело касается Воробьевой, то очень даже удобно! – вспыхнула Марго. – Почему-то у всех парней отключается мозг, когда она появляется поблизости! Стой здесь, никуда не уходи, я сейчас приду…