— По правде говоря, Джек любил семейное право больше, чем я. Мы работали в паре, но меня всегда прельщали дела безнадежные — мне нравилось сражаться за права обиженных и оскорбленных. Должно быть, поэтому Джек часто называл меня бессребреницей.
Сам он всегда отлично чувствовал, где можно заработать больше денег, но ничего недостойного в этом не было. В конце концов, нам нужно было думать не только о себе или о клиентах, но и о наших детях.
— А теперь? — спросил Дик. — Вы все еще занимаетесь разводами?
— Увы. — Лиз кивнула.
— А почему? — снова поинтересовался он. — Что мешает вам заниматься чем-нибудь другим?
— Теоретически — ничего. — Лиз улыбнулась. — А практически… У меня все те же пятеро детей, они растут, а одежда и обувь с каждым годом становятся все дороже и дороже. Я уже не говорю об образовании. Недалек тот день, когда и Питер, и девочки пойдут учиться в колледж. Кто-то должен будет за это платить! Нет, Джек был прав: семейное право — самое прибыльное, пусть даже порой мне бывает нелегко защищать кого-то, кто этого не очень заслуживает. Видите ли, при разводе в людях часто проявляются все самые худшие качества. Самый приличный человек начинает вести себя как последний негодяй, когда дело касается его бывшей супруги или супруга. Порой это отвратительно, но я чувствую, что не имею права просто взять и бросить практику. Джек потратил очень много сил, создавая наше семейное предприятие. Я буду продолжать работать, по крайней мере до тех пор, пока дети не вырастут. Сейчас я просто не могу позволить себе уйти.
Дети, дом, практика — теперь за все отвечала она, и Дик это понял.
— Но ведь существуют и другие виды права. Почему бы вам не попробовать себя, скажем, в наследственных делах? — спросил он, чувствуя, что эта женщина начинает интересовать его все больше и больше. Ум, такт, сочетание внешней мягкости и алмазной твердости характера весьма ему импонировали, а беззаветная любовь к детям трогала до глубины души. Кроме того, Лиз была очень хороша собой; впрочем, это он заметил, как только впервые увидел ее.
— Я иногда думаю об этом. — Она улыбнулась. — А вы? Разве вы согласились бы бросить травматологию и пойти в дантисты?
Дик рассмеялся и налил себе еще кофе.
— Никогда! Мне нравится то, что я делаю, хотя здесь мне, пожалуй, слишком часто приходится принимать решения, от которых зависит чья-то жизнь. Но даже это мне по душе, хотя порой на принятие решения у меня есть всего несколько секунд. Я не имею права ошибаться, потому что ставки слишком высоки. Конечно, это выматывает, но, с другой стороны, если работаешь с полной отдачей, получаешь удовлетворение, какого нет ни у зубных врачей, ни у косметологов.
— Примерно так я себе это и представляла. Получается, вы каждый день выходите на бой со смертью, хотя никто не гарантирует вам победы. — Лиз подумала о Питере и о тех двух несчастных детях, которые умерли сегодня. Да, иногда Дик проигрывал, и все же ему хватало мужества уже на следующий день начинать все сначала.
— Да, к сожалению, медицина не всесильна. Я это понимаю и все равно терпеть не могу проигрывать, — ответил он.
— Джек тоже не любил. — Лиз улыбнулась. — Если он проигрывал дело, для него это была просто личная трагедия. Я-то отношусь к этому спокойно, но ему нужно было побеждать каждый раз, когда он шел выступать в суде. В конечном итоге это стоило ему жизни. Он слишком круто обошелся с человеком, с которым следовало вести себя предельно осторожно. Я предупреждала Джека, но он мне не поверил. Сейчас я думаю, что все равно никто не мог предвидеть подобного поворота событий. Только самый настоящий безумец мог поступить так, как муж нашей клиентки. Но, увы, он сделался безумным! Джек загнал его в угол, и человек буквально сошел с ума. Вы ведь читали, должно быть, как все было? Он убил сначала свою жену, потом Джека и, наконец, застрелился сам… — Забрызганная кровью стена, кровавое пятно на полу и серое лицо Джека со всей ясностью возникли перед ее мысленным взором, и Лиз на мгновение прикрыла глаза.
— Для вас и для детей это была настоящая трагедия, — с сочувствием сказал Дик Вебстер.
— Да, это было ужасно. И даже сейчас нельзя сказать — было. Это ощущение всегда с нами. Нам понадобится еще много времени, чтобы прийти в себя, и в первую очередь — мне. Ведь мы были женаты девятнадцать лет, а этого не забудешь за несколько месяцев.
— Понимаю. — Дик кивнул. — Вы были счастливы.
Трудно смириться с тем, что счастье осталось в прошлом.
Сам он никогда не был счастлив с женщиной — даже с той, на которой был женат. Даже в самом начале совместной жизни — не был. В первое время после развода Дик еще искал свой идеал, что вылилось в несколько непродолжительных романов, которые закончились ничем. С одной женщиной он несколько месяцев жил обычной семейной жизнью, словно они были женаты., После этого в его жизни было еще много женщин, но они уходили так же легко, как и появлялись. В конце концов он разуверился в том, что его поиски могут когда-нибудь увенчаться успехом. Ни одна из этих случайных подружек не оставила в его сердце сколько-нибудь глубокого следа, и Дик решил, что так и должно быть. Теперь ничего, кроме этих кратковременных связей, он не желал, ни к чему особенному не стремился.
— Мы были очень счастливы… — эхом отозвалась Лиз и, поднявшись, поблагодарила Дика за чай. — Простите, но я все-таки должна немного поспать, пока Питер не проснулся. Если с ним все будет в порядке, завтра я ненадолго съезжу на работу, а после обеда вернусь вместе с Джеми.
— Приезжайте. Думаю, я еще буду здесь. — Дик улыбнулся. — Мне очень хочется познакомиться с вашим младшим. Должно быть, он очень интересный маленький человечек.
Лиз кивнула и пошла к двери. На пороге она остановилась и, оглянувшись через плечо, посмотрела на Дика.
Кошмар для нее еще не закончился, и она была благодарна Дику за то, что он дал ей выговориться.
— Спасибо за чай, — еще раз повторила она, — и за компанию. Мне просто необходимо было с кем-то поговорить.
— Не за Что, Ли", — ответил Дик. — Мне тоже было приятно поболтать с вами. Он знал, что одинокой женщине, на которую свалилось столько несчастий, просто необходимо иногда поделиться своими мыслями и чувствами с кем-нибудь посторонним. Но роль психотерапевта Дик взял на себя не только ради ее прекрасных зеленых глаз. Ему понравилось разговаривать с Лиз, понравились ее трезвые суждения и оценки, к тому же он искренне сочувствовал и ей, и ее сыну и хотел хоть как-то облегчить их боль.
Лиз вернулась в комнату для посетителей и легла, но сон не шел. Укрывшись до подбородка колючим шерстяным одеялом, она думала о Дике и о той одинокой жизни, которую он вел. Похоже, единственной радостью была для него эта адски трудная и ответственная работа. Поначалу Лиз удивляло, как он может столько времени оставаться в больнице, дежуря, подменяя или просто консультируя коллег, но теперь ей многое стало ясно. Дик жил этим, а крошечный кабинетик, в котором она только что побывала, стал его вторым домом. Или, может быть, даже первым, самым настоящим домом, откуда ему не хотелось уходить, да и некуда было идти.