– Решим твое горе, – по-отечески заботливо пообещал Венев, взял мобильный и сказал в трубку: – Леня, мне нужна чугунина, вроде той, что Елене Кирилловне отвозили. Сделай милость.
Не успела я поблагодарить Григория, как в избушку влетел мальчик лет тринадцати с мешком в руке.
– Здрассти, дядя Гриша, – с порога заорал он, – дедушка велел вам передать.
– Ну разве так принято говорить? – укорил подростка Венев. – «Здрассти, дядя Гриша». А других людей в избе нет?
– Здрассти, дядя Гриша и остальные, – поспешил исправить свою ошибку мальчик.
Григорий Игоревич вытащил из мешковины кривую железку.
– Она! – удивился Димон. – Думал, никогда не найдем.
– Новая! – подпрыгнула я.
– Не совсем, – улыбнулся Венев, – Леонид трубу в порядок привел, у него руки золотые, хорошо бы и Степа мастером стал.
– Я стараюсь, – обиделся мальчик.
– Молодец, хвалю, теперь донеси нашим гостям трубу до машины, – велел хозяин.
– Сами справимся, – засопротивлялся Димон.
Я расстегнула сумочку.
– Сколько я должна?
– Десять рублей, – ответил Венев.
– Так мало? – недоверчиво спросила я.
– Цену я сам назначаю, – пояснил Григорий, – мог бы и так отдать, но сделаешь подарок, а человеку потом неловко, вроде как отдарить обязан, а если заплатит, его душа спокойна. Червонец с вас, ребятки. Если чего еще захотите, вот визитка.
Коробков взял глянцевый прямоугольник и воскликнул:
– Интернет-магазин «Бабуschка» [1] ! Это вы?
– Слышали о моем скромном предприятии? – обрадовался Венев. – Стараюсь идти в ногу с прогрессом.
– Там шикарный выбор пластинок, – восхитился Димон, – я покупал у вас Утесова и Шульженко, люблю старую эстраду, но она не звучит на современных носителях, все очарование пропадает.
– Легкий треск, тихое шипение, иногда иголка подскакивает, – понимающе подхватил Григорий, – для меня это воспоминание детства. Родители сына спать укладывали, а сами гостей собирали, танцевали под патефон. Всякий раз, когда винил вертится, я вижу перед собой папу и маму. Отец лихо фокстрот откалывал. Наверное, и у вас в душе нечто подобное оживает от старых пластинок.
– Ну, мое детство – это железные миски и кровать без белья, – неожиданно признался Димон, – пластинки в моей жизни появились позже, фарцовал ими.
Я с изумлением посмотрела на хакера. Члены бригады Чеслава не распространяются о деталях своих биографий. Про самого босса мне ничего не известно, лишь недавно услышала, что у него есть семья. У каждого ребенка непременно должны быть отец и мать, в сказку про аиста я давно не верю. По этой причине и у Коробкова должны быть родители. После ряда неприятных событий я очутилась у Димона в квартирантках, теперь знаю, что у него есть бабушки, Анфиса и Маргоша, четыре кошки, огромная, лабиринтоподобная квартира и куча бывших любовниц [2] . Хотя я не уверена, что Анфиса и Маргоша, взахлеб сплетничавшие о бабах хакера, говорили правду. За то время, что я живу у Коробкова, он ни разу не приводил в дом посторонних женщин. И вот теперь добавилась еще крупица информации, про железные миски и кровать.
Когда мы вернулись в офис, Чеслав встретил нас с самым мрачным видом.
– Что случилось? – испугалась я.
– Кошмаров умер, – процедил шеф.
– Как? – попятился Димон.
– Насмерть, – сдерживая гнев, пояснил босс. – «Скорая» по прибытии зафиксировала смерть.
– И где он сейчас? – тупо спросила я.
– В морге, им Фатима занимается, – еще больше потемнел лицом Чеслав.
– Как это произошло? – осведомился Димон.
Чеслав потер ладонью затылок.
– Осипа отвели в гостевую, я велел принести ему еды из буфета. Кошмаров отказался от пищи, попросил воды, сладкой, лучше колы, получил бутылку, на моих глазах отвернул пробку, глотнул и через минуту упал со стула.
– Наверное, у него инфаркт, – попыталась я успокоить босса, – неполадки с сердечно-сосудистой системой бывают и в юном, и в зрелом возрасте.
Чеслав скривился.
– Синюшность кожи, судороги… это похоже на перебои с мотором?
– Ну… я не имею медицинского образования, – поспешила я оправдаться.
– Его отравили, – Чеслав стукнул кулаком по столу, – в моем офисе, на моих глазах!
– Маловероятно, босс, – не согласился Димон, – у нас посторонних не бывает.
– Точно! – рявкнул Чеслав. – Кроме меня, отраву ему было некому поднести. Я сам себя подозревать начинаю.
– Яд положили в колу, – засуетилась я.
– Отлично, – ободрил меня Чеслав, – но бутылку я приобрел сам!
– Ты же не пьешь сладкую воду, – не успокаивалась я.
– А сегодня захотел, – признался босс. – Ехал на работу, притормозил у лотка и схватил аж три штуки. Одну бутылку по дороге выхлебал, две другие в кабинет принес.
– Убить хотели тебя! – испугалась я. – Никто ведь не предполагал, что мы приведем Осипа, а ты решишь его угостить. С Кошмаровым все вышло спонтанно.
Шеф внезапно расслабился.
– Я не употребляю лимонад, захотел его впервые за последние лет десять. Решение приобрести колу возникло внезапно, я притормозил у первой попавшейся будки. Кем надо быть, чтобы просчитать заранее эту ситуацию? Гениальным экстрасенсом? Вангой? Я спокойно сплю и не подозреваю, что мне захочется утром выпить фанту-пепси– спрайт-Буратино, а некий профессор Мориарти уже продумал преступление до мелочей, зарядил бутылку и отправил ее в ларек? Бред.
– Ты оставлял Осипа одного? – не сдавалась я.
– Ходил за питьем к себе, отсутствовал минуту, когда вернулся, он выглядел здоровее многих, – недоумевал Чеслав, – а потом глотнул, и все!
– Инсульт! – вынес диагноз Димон.
В ту же секунду у Чеслава зазвонил мобильный, шеф поднес трубку к уху и начал через равные промежутки времени повторять:
– Ага… угу… да… ага… угу… да.
Наконец беседа иссякла, босс положил сотовый на стол.
– Это Фатима.
Я перевела дух. Сейчас Чеслав скажет про сердечный приступ у Кошмарова или кровоизлияние в мозг. Очень неприятно, когда в твоем офисе внезапно лишается жизни человек. Но если ты руководитель бригады по расследованию особо опасных преступлений, а тот, почти незнакомый человек подозревается в некрасивых поступках, то ситуацию нельзя назвать просто неприятной. Не знаю, как отреагирует босс Чеслава на происшествие, а вот следователь Леня Мартынов рассказывал мне о том, что бывает с милиционером, у которого во время допроса скончался задержанный. Можете мне не верить, но ничего хорошего мента не ждет, затеется долгое служебное расследование, парня временно отстранят от работы, кое-кто из коллег предпочтет не общаться с «запачканным» товарищем, другие будут громко выражать сочувствие, третьи станут заговорщицки шептать: «Ничего страшного, все здесь у нас хороши, любой бы на твоем месте не сдержался и вмазал гаду».