– Дверь на полу… из квартиры убежал… черный… тощий… Пиркумкакеля нет… ограбили… украли…
– Гражданочка, спокойно, – приказал Сергей. – Вить, доложи обстановку.
– Алло, алло, говорит семнадцатый, – забубнил второй милиционер, – находимся по вызову. Хозяйка квартиры утром родила на кухне и пошла в магазин, по возвращении не нашла ребенка. На полу лежит выломанная дверь. В квартиру незаконно проник незнакомец, предположительно лицо кавказской национальности. Черный. Ясно. Понял. Имя похищенного Пиркумкакель. Не знаю. Гражданочка, вы где родились?
– Я москвичка, – всхлипнула Лапуля, – родилась в столице. А что?
– Муж у вас таджик? – спросил Витя.
– Я холостая, – жалобно пропищала Лапуля, – в разводе со всеми бывшими.
– Одинокая мать, – по-своему истолковал ее слова мент, – гражданочка, не рыдайте. Ща все силы бросим на поиски… э… э…
– Пиркумкакеля, – разозлилась Лапуля, – неужели трудно запомнить? Это элементарно! Пиркумкакель!
– Уж простите Виктора, – вступил в беседу Сергей, – имя больно заковыристое.
– Проще некуда, – не сдалась Барби.
– Назовите его приметы, – потребовал Витя, – вес, рост.
– Тянет на три кило, – ответила Лапуля. – И он такой получился… во.
– Крупный, – крякнул Сергей, – во что одет?
– Кастрюлька красная, в белый горошек, – начала Лапуля.
Я посмотрела на свою левую ногу. Так вот что стояло в ванной! Имя то ли холодца, то ли желе Пиркумкакель. Лапуля сварганила к ужину блюдо национальной кухни неведомой страны. Или сварила клейстер? Мою ступню сия субстанция держит очень крепко, и она не вывалилась даже в тот момент, когда я лежала на спине, задрав ногу. И как мне теперь поступить? Выйти из спальни и во всем признаться? Представляете последствия? Надеюсь, Лапуля догадается сказать ментам, что у нее не рождался младенец, а те сообразят, что пару часов назад родившая женщина не помчится за сметаной, и какой дурой надо быть, чтобы засунуть малыша в кастрюлю!
Но дознаватели ни на секунду не засомневались в правдивости полученных сведений, они продолжали заполнять анкету.
– Фамилия? – уточнил Сергей.
– Нету ее, – ответила Лапуля, – просто Пиркумкакель.
– Вашу скажите, – попросил Витя.
– Крыскина, – смущенно представилась Барби.
– Опишите внешность, – потребовал Сергей, – типа волосы…
– Откуда у него волосы? – поразилась Лапуля.
– Ты че, Серега, – укорил коллегу Витя, – все маленькие лысые!
– Мой Пиркумкакель большой, – обиделась Лапуля.
– Конечно, гражданка Крыскина, ваш наилучший, – решил приободрить Лапулю Сергей, – нам нужны приметы, попробуйте описать внешность пропавшего поподробнее.
– Упругий и мягкий, имеет цвет молочного шоколада, – всхлипнула Лапуля, – сладкий-пресладкий, самый сладчайший! Безумно вкусный! Вот!
– Семнадцатый, – заорал Виктор, – внимание! Пропал… э… Пиркумкакель, возраст меньше суток, вес три кило, рост примерно сорок сантиметров, волосы отсутствуют, афромулат. Одет в красную кастрюльку в белый горошек.
Я прикусила губу. Сейчас Виктор получит из Центра по глупой башке, и все прояснится. Но из коридора донесся голос, искаженный рацией:
– Вас понял. Лет меньше двадцати четырех часов, три кило, сорок сантиметров, лысый, афроокрас. Одежда: красная кастрюля в белый горох.
Я попятилась и села в кресло. Они всерьез собрались разыскивать Пиркумкакеля? Это надо прекратить!
– Гражданочка, мы пойдем, – сказал Сергей, – вы тут порядок наведите и не нервничайте.
– Если он сам вернется, позвоните, – велел Виктор.
– Кто сам вернется? Пиркумкакель? Он ходить не умеет, – резонно возразила Лапуля.
– Ниче, гражданочка, не тушуйтесь! – приободрил «мамашку» Сергей. – Все наладится.
Дверь хлопнула, Лапуля вздохнула и ушла в глубь квартиры, я хотела встать, но поняла, что моя нога с кастрюлей застряла под креслом. Я дернулась пару раз и упала, кресло перевернулось и накрыло меня. Слава богу, ноги оказались на свободе, зато все остальное было погребено под массивным креслом. Встать не представлялось возможным.
С огромным трудом, накрытая креслом, как улитка раковиной, я проползла до стула, ухитрилась сдернуть с него сумку, выудить оттуда трубку и позвонить Димону.
Коробок прибыл домой, когда я уже почти задохнулась.
– Здравствуй, большая черепаха, – тихо заржал он, – можно покататься на тебе верхом?
– Тише, – взмолилась я, – надеюсь, Лапуля не видела, как ты вошел!
– Прошмыгнул мышкой, – зашептал Коробок, снимая с меня кресло. – А что у тебя на ноге?
– Пиркумкакель, его сейчас ищет вся милиция Москвы, – всхлипнула я.
На лице хакера не дрогнул ни один мускул.
– Рассказывай!
Хорошо иметь такого друга, как Коробок. Меньше чем через полчаса он разрулил ситуацию. Сначала сбегал в машину, притащил нечто, отдаленно напоминающее лобзик, и распилил кастрюлю. Потом поговорил с Лапулей, выяснил, что пресловутый Пиркумкакель, блюдо эфиопской кухни, является десертом, и соврал Барби:
– Соседская кошка, по кличке Терешкова, упала на наш балкон, унюхала волшебный аромат сладкого, просочилась в ванную, слопала лакомство до капли, а потом удрала домой, сломав дверь.
Лапуля осталась довольна услышанным, Коробок пообщался с милицией, выставил на лестницу испорченную дверь, еще раз озвучил историю про Терешкову и злосчастный Пиркумкакель уже для Анфисы с Маргошей и позвал меня в свой кабинет для инструктажа перед завтрашним походом к торговцу имуществом убийцы Федулова.
Внимательно выслушав Димона, я рассказала ему обо всех событиях сегодняшнего дня и попросила:
– Изучи историю квартиры Тамары Владимировны. Мне кажется, Куклина чего-то недоговаривает, Мотя тоже хитрит. С апартаментами связана некая тайна, у Куклиной есть скелеты в шкафу. По мнению Бурмакиной, Тамаре должно быть страшно в бывшем зале для балов. Почему?
– Я уже смотрел материалы, – ответил Коробок, – удивительное для Москвы дело, но обладатели квартиры не менялись, ею всегда владела семья Куклиных. Ничего криминального за ними не водилось, обычные люди, трудяги, ни скандалов, ни приводов, ни отсидок, вообще ничего. Не привлекались, не судились, не участвовали… сплошные «не».
– И тем не менее Мотя говорила про страх! – не успокаивалась я.
– Они пожилые тетки, – отмахнулся Коробок, – может, не спят по ночам, чудятся им привидения.
Я опять не согласилась с хакером:
– Старухи с удовольствием сообщили бы нам о призраках. Мотя же обмолвилась про страх, осеклась и удрала. Словно испугалась, что растрепала большой секрет. Что-то здесь не так.