— Сильное заявление, наверное, Аллу оно задело, раз она потребовала разменять квартиру и перестала с вами общаться, — предположила я.

Вера Николаевна повертела пустую чашку.

— Что случилось с Аллой? Я смотрела телесериалы с ее участием. Не могу назвать внучку великой актрисой, но она неплохо справлялась с ролями. А потом исчезла с экранов. Можете мне все рассказать, я не из тех, кто теряет сознание от шока, и с Аллой у нас отношения исчерпаны. Она меня не простила, я же считаю, что ничего плохого не совершила, действовала так, как мне предписывали ум и совесть. В детстве Алла была милейшим ребенком, я испытывала к ней жалость. Девочка потеряла мать, более того, она вроде явилась причиной ее смерти. Лене, моей дочери, врачи запрещали рожать, у нее был порок сердца, кардиолог сказал:

— Немедленно на аборт! Иначе никаких гарантий.

Дочка уперлась, мы с зятем отвезли ее в больницу, через день она вернулась, и, казалось, жизнь по-прежнему потекла.

Вера Николаевна отвернулась к окну.

— Лена повторяла: «Врачи перестраховщики, я рожу спокойно, отлично себя чувствую. Да, я обманула вас, не сделала аборт! И что?» В родах она умерла. Еле успели Аллу спасти. Мне не хотелось, чтобы внучка несла всю жизнь груз ответственности за ошибку Елены. Поэтому ей сообщили отредактированную версию событий: ее мама погибла в результате аллергии, якобы ей ввели лекарство, и случился анафилактический шок. Никто не виноват. Но, поступив на первый курс, Алла узнала правду и чуть не разорвала меня в клочья!

Старуха снова пошла за сигаретами и встала лицом к окну.

— Отлично помню, как она домой ворвалась, на кухню вбежала, скатерть со стола дернула и заорала: «Ты мне всю жизнь врала! Я ни слова правды не слышала!»

Когда поток обвинений иссяк, бабушка попыталась оправдаться, но внучка не желала ничего слушать, она выставила ультиматум. Вера Николаевна разводится с Иваном и более с ним не встречается. Или Алла навсегда покидает ее.

Хозяйка квартиры вернулась к столу.

— Ну хватит о нас с внучкой, говорите, зачем пришли.

Я набрала воздуха в легкие и обрисовала ситуацию с Аллой, Вера Николаевна молча слушала рассказ, я завершила его словами:

— Извините за причиненные переживания. Мы полагали, что вы в курсе дел внучки. Правда, ни Константинова, ни ее гражданский муж не упоминали вашего имени, но мы подумали, что женщина, которая поднимала малышку с младенчества, является для нее родным человеком.

Вера Николаевна криво усмехнулась.

— Вас не насторожил факт раздела нашей квартиры? Дорогие друг другу люди так не поступают.

— Иногда старшее поколение не хочет мешать молодым создавать свою семью, — возразила я. — Некоторые родители считают, что лучше отделить детей. Еще раз простите. Может, вы вспомните имена близких подруг Аллы, ее одноклассниц? Часто связи, завязавшиеся в школьные годы, бывают очень крепкими. С кем ваша внучка могла откровенничать?

— Уж точно не со мной, — сухо сказала Вера Николаевна. — С Марией Медведевой я не знакома, хотя, может, просто не помню ее имени, вероятно, девочка приходила к нам. Я привечала всех подруг Аллы. Если запретить ребенку приглашать приятелей, он устроится с ними в подъезде или отправится в чужой дом. Бог знает, что он там услышит, с кем познакомится, чем займется. Лучше пусть общение происходит на моих глазах.

— Очень мудро, — я похвалила я старуху. — Алле повезло с бабушкой.

— «Нет пророка в своем отечестве», — вспомнила крылатую фразу Вера Николаевна. — Внучка меня не оценила по достоинству, записала во враги. Я совершила ошибку, охраняла ее от неприглядной правды, берегла неокрепшую детскую душу. А что получилось! Одно время я бессонницей мучилась. Лягу в кровать и перебираю в уме мысли, словно четки. Может, следовало лет в шестнадцать посадить перед собой Аллу и сказать правду ей про маму-папу? Но как бы отреагировала девочка? Подростки излишне эмоциональны. Уходя от меня, Алла крикнула:

— Ненавижу тебя, проклинаю! Чтоб тебе счастья не видать и быстрее сдохнуть. Как видите, это не сработало. Я живу до сих пор, и вполне хорошо. Но в тот день я расстроилась, а Иван Николаевич, человек сугубо материалистических взглядов, вдруг сказал ей: «Как аукнется, так и откликнется. Закон бумеранга. Бросишь дерьмо, оно назад прилетит. Посеешь добро — пожнешь удачу. Ты свой выбор сделала, ступай с миром!» Ваня, иди сюда!

Я уловила тихое поскрипывание. В кухню въехала инвалидная коляска, в ней сидел худой старик, похожий на сердитую птицу.

Глава 20

— Здрассти, — сказала я, стараясь скрыть удивление.

Ну почему я считала, что Вера Николаевна одна дома? Она неоднократно упоминала про мужа.

— Ноги у меня не ходят, но голова на месте, — басом сказал Иван Николаевич, — и от торта я не откажусь. Отрежь, Верочка, кусок побольше!

— Доктор говорит, тебе сладкое нельзя, — укоризненно начала жена.

Муж стукнул кулаком по колену.

— Ну, е-мое. Никто еще пятьсот лет не прожил! Все врачебные советы чушь! Короче, давай бисквит! О! С вишней! Хорошо, что не с клубникой, не люблю. И чаю завари покрепче! Надо ей правду рассказать про Веню!

— Кому она сейчас нужна, — возразила жена, — история уже мхом поросла.

Иван Николаевич поправил плед на коленях, подрулил к столу, быстро отрезал себе большущий кусок и нацелился на него ложкой.

— Ваня! — воскликнула жена. — Ты как маленький! Немедленно отдели половину!

Старик подмигнул мне.

— Сердитая! Кстати, ей тот же доктор велел гимнастику от остеохондроза делать. И что? Она о ней и не вспоминает.

Вера Николаевна поставила перед супругом фарфоровый бокал. Иван потянулся к сахарнице, но жена успела быстро переставить ее на кухонный столик.

— Во! — воскликнул старик. — Натуральный геноцид и притеснение инвалидов.

— Или торт, или сахар, — решительно заявила жена. — Врач так сказал.

— Иди делай гимнастику, — засмеялся Иван.

Вера Николаевна возразила:

— В отличие от тебя я человек с медицинским образованием и понимаю, что в моем возрасте остеохондроз не лечится. Ну, если быть честной, он вообще не устраняется, его можно только сдерживать. Гимнастика мне без пользы.

— Женская логика во всей красе, — сказал Иван Николаевич, быстро поедая торт, — в ее случае врач дурак, а в моем — гений. Она не будет выполнять предписания медика, а я обязан его слушать с открытым ртом, записывать благоглупости. Не подумай, что мы к разным терапевтам ходим, нас один красавец лечит. Не завязываются у тебя, родная, бантики. Ты знаешь, что Катя — сестра Аллы?

Вопрос был настолько неожиданным, что я поперхнулась остывшим чаем и отреагировала довольно глупо:

— Вы ко мне обращаетесь?