Судьба услышала пожелание девушки и послала ей тихого, непьющего, некурящего Витю. Виктор работал плотником, чурался шумных компаний и слишком самостоятельных, ярких женщин. Спокойная, неамбициозная Лена очень понравилась ему, а она оценила положительного Витю и быстро дала согласие стать его женой. Вероятно, на ее решение сильно повлияли два факта. У плотника была вполне симпатичная «трешка» почти в центре Москвы. А еще Лене до тех пор ни руку, ни сердце никто не предлагал. Вероятно, ухажеров пугала ее прямолинейность: едва сходив с кавалером в кино, она начинала строить планы вслух. Первую девочку хотела назвать Аней, мальчика Андрюшей, ну а третьему ребенку имя может дать муж. Понимаете, как реагировали парни, услышав подобное заявление? Во второй раз они девицу на свидание не приглашали. А вот Виктора Ленины рассуждения не оттолкнули, он тоже был настроен на большую семью.
Первые полгода новобрачные были счастливы, но потом забеспокоились. Несмотря на все старания, Лена не беременела. Киселевы пошли к врачу, узнали, что у жены есть небольшая проблема со здоровьем, и стали лечиться. Год, второй, третий, в конце концов оба поняли: у них никогда не будет многодетной семьи. Маловероятно, что удастся родить хоть одного ребенка. Лена пала духом, а Виктор решил не сдаваться. Кто-то из коллег подсказал ему: надо обойти двадцать московских церквей, в каждой заказать особый молебен. Вот только и эта мера не помогла. Тогда коллега Вити, тот самый, что познакомил его с Леной, вспомнил: на одном из московских кладбищ есть могила некой Евдокии, дух которой исполняет заветные желания и вроде особенно благоволит к тем, кто мечтает о детях.
Витя поехал на погост, истово помолился, прикрепил бумажку со своей просьбой среди прочих аналогичных на памятнике и услышал приятный женский голос:
– Вы кого больше хотите, мальчика или девочку?
– Кого бог пошлет, – вздохнул Виктор, разглядывая особу средних лет, одетую в скромное серое платье, – а вы, наверное, здесь при церкви работаете? Скажите, Евдокия помогает?
Незнакомка кивнула, на ее голове, несмотря на теплый, даже жаркий день, был платок.
– Да, но я не служу на погосте. В моем ведении приют для брошенных малышей, сюда помолиться прихожу за души тех, кто от своего ребенка отказался.
– Да их расстреливать надо! – жестко ответил Витя. – Кинуть родную кровиночку!
– Не судите и не судимы будете, – вздохнула женщина, – разные обстоятельства бывают.
– Нет таких обстоятельств, чтобы от ребенка отказываться, – гневно сказал Виктор.
– У вас с женой проблемы? – пожалела Витю собеседница. – Не отчаивайтесь.
Витя был старше Лены и никогда не отличался болтливостью, он не принадлежал к людям, которые, едва сев в купе, начинают самозабвенно рассказывать историю своей семьи. Но женщина в сером платье так печально и понимающе смотрела на плотника, что тот неожиданно поделился с ней своей бедой.
Через час разговора у Вити сложилось ощущение, что они с Владой Сергеевной знакомы всю жизнь, а та воскликнула:
– Случайных встреч не бывает, не зря нас провидение на могиле Евдокии свело. Ты молился о ребенке, а я просила родителей для Анечки. Совсем недавно к нам поступила девочка, ей, по определению врача, примерно пять лет.
Голос у Влады Сергеевны был убаюкивающе спокойный, она говорила монотонно, не меняя интонации. Скамейка, на которой устроились новые знакомые, стояла под бурно разросшимися кустами сирени, сладкий аромат плыл над кладбищем, солнце поднялось высоко, стало душно, как перед грозой.
Виктор, слушая Владу, постепенно впадал в оцепенение.
Приют, которым заведовала Влада Сергеевна Ильченко, предназначался для обычных детей. Новую девочку туда подкинули. В пять лет она практически не умела разговаривать, на все вопросы воспитателей твердила:
– Аня, Аня, Аня.
Ни фамилии, ни адреса, ни имени родителей, вообще ничего о себе ребенок не знал. Одежда на девочке была не новой, но чистой и аккуратно заштопанной, белокурые волосы заплетены в косички. Как Аня оказалось на пороге интерната, не знал никто, ее просто увидели сидящей на ступеньках. Стоит ли упоминать о том, что у детдома не было средств на установку камер видеонаблюдения?
Не так далеко от интерната находится Павелецкий вокзал, и спешно вызванная милиция предположила, что ребенок потерялся, случайно ушел от родителей. Аню хотели отвезти в детприемник, но девочка мертвой хваткой вцепилась в руку нашедшей ее Влады Сергеевны и подняла такой крик, поняв, что сейчас ее разлучат с ней, что Вероника Львовна, инспектор по делам несовершеннолетних, испугалась, а директриса живо сказала:
– Не надо трогать ребенка, у нее может случиться истерический припадок. Оставьте Аню пока у нас.
Влада и Вероника хорошо знали друг друга и понимали: правил без исключений не бывает. Один раз заведующая интернатом здорово помогла инспектору. Когда у той подстрелили мужа-участкового и потребовалось днями и ночами выхаживать раненого, Вероника попросила Владу временно присмотреть за своим трехлетним сыном. Влада Сергеевна, в нарушение всех существующих правил, пригрела мальчика в детдоме, кормила его за госсчет, выделила кровать в спальне. Понимаете, почему инспектор не стала спорить? Аня осталась в том детдоме, на ступенях которого ее нашли.
Некоторое время Аня повсюду ходила хвостом за Владой Сергеевной. Девочка была худенькой, но ее явно не морили голодом, о жестоком обращении тоже речи не шло, на теле не обнаружилось ни синяков, ни следов от ран, а рентген не выявил застарелых переломов. Вши и другие кожные паразиты отсутствовали. Одежда была без меток, зубы ребенку не лечили… Словом, установить личность крошки оказалось невозможно, ни одной особой приметы у Анечки не нашлось. Вероятно, она жила у необразованных людей, которые не обращали внимания на то, что она почти не говорит в пять лет.
Попав в руки умелых воспитателей, Аня стала делать успехи. Она явно была умненькой, просто девочкой никто не занимался.
– Анечке нужна хорошая семья с любящими родителями, – журчала Влада, – нас Евдокия с вами специально свела, это знак.
Виктор был суеверен. Вдобавок его разморило от жары и удушливого запаха сирени, а еще странный голос Влады: вроде тихий, деликатный, без визгливых нот, он проникал в мозг Виктора, как горячий нож в масло.
В конце концов плотник неожиданно для себя спросил:
– А когда можно посмотреть на Аню?
– Хоть сейчас, – обрадовалась директор. – Поехали?
И Виктор направился в приют. По дороге он из телефона-автомата позвонил Лене, та поспешила туда же, как всегда и не подумав спорить с супругом.
Когда воспитательница Марта Игоревна ввела в кабинет Влады Сергеевны девочку, Виктор и Лена вздрогнули, а сотрудницы детдома в один голос сказали:
– Как она на вас похожа!
Вспоминая потом тот день и разглядывая детские фото Анечки, которых Виктор сделал несчетное количество, Лена поняла: девочка вовсе не была копией приемных родителей, просто совпал типаж. Анечка была блондинкой с голубыми глазами и нежно-розовой кожей, Лена в детстве тоже походила на куклу Барби, а Виктор напоминал персонажей из древнегерманского эпоса про Нибелунгов: статный, светловолосый мужчина с правильными, но грубоватыми чертами лица. Если бы Аня была брюнеткой, ни Лена, ни Виктор не испытали бы прилива родительской любви к ребенку. Но они увидели свою ожившую мечту: именно такой представлялась им родная доченька.