– Теперь о наборах! – зачастил Коробок.
– Подарочных? – хихикнула я. – Хочешь меня наградить?
– Не-а, – замотал головой компьютерный гений, – о едально-писательных. Клепа имеет пару розового цвета: миска – лоток, у Геры комплект синий, Лера пользуется зеленым, Ариадна красным. Ау, отреагируй. Не поняла? Повторю. В миску розового цвета кладешь тунец и «Чистый хвост», в голубую – кролик и «Пикс-микс». Ну и так далее.
– А как кошки еду от наполнителя отличают? – поразилась я.
Димон вытаращил глаза.
– Глупее вопроса не слышал. А как ты разбираешь, где котлета, а где туалетная бумага?
– Мясо я ем, а вторую использую в сортире, – протянула я.
– Во! Как это ни странно, кошки поступают так же, – заржал Димон, – Клепа хавает тунец и писает в «Чистый хвост».
– Ты секунду назад сказал: «В миску розового цвета кладешь тунец и насыпаешь «Чистый хвост», – напомнила я, – вот я и удивилась. Теперь мне понятно. Киса съедает всю рыбку и присаживается на гранулы.
– Тань, ты ку-ку? – оскорбился Коробок. – Кошка – самое чистоплотное животное на свете. Хорошо, что Клепа тебя не слышала! Корм бросают в МИСКУ, а гранулы в ЛОТОК. Они у Клепы розовые!
– А-а-а, – дошло до меня, – ясно. Ты специально подобрал разные цвета, чтобы не перепутать, где чья посуда!
– Фу! – выдохнул хакер. – Сергеева, у тебя в роду были жирафы? Можешь не отвечать, и так все ясно. Добрый вечер, Фиса!
У меня по спине пробежали мурашки. Как, еще одна киска?
– Опять ты поздно вернулся, – капризно ответил тоненький голосок, – а Марго в коридоре свой плакат повесила!
Я подпрыгнула. Говорящее животное?!
– Знакомься, Фиса, это Таня, она у нас временно поживет! – сообщил Димон и легонько пнул меня в бок.
Я стала искать на полу пятую рыжую кошку и наткнулись взглядом на две ноги, обутые в теплые тапочки. Вздох облегчения вырвался из груди: Фиса оказалась старушкой небольшого роста, одетой в темно-зеленый халат.
– Анфиса, – демократично представилась она, – если хотите чаю, наливайте без стеснения.
– Спасибо, – улыбнулась я.
– Заодно и нас напоите, – продолжила Фиса, усаживаясь за стол.
– Доктор Спок утверждает, что потребление жидкости после пяти вечера ведет к отекам и недоразвитости мозга, – прогремело от двери хорошо поставленное меццо-сопрано.
– Доктор Спок педиатр, – парировала Анфиса, – американец. В США все с недоразвитыми мозгами. Империя зла, мировая капиталистическая система, готовая в любой момент напасть на Советскую Россию. Жаль, Хрущев по Кеннеди из ракет не жахнул. И почему я должна принимать советы идеологического врага, да еще доктора для детей? Дайте чаю! С сахаром и вареньем! Назло Споку!
– Очнись, Фиса, на дворе давно свобода, – не сдалось меццо.
Я потрясла головой и уставилась на вторую бабулю, вплывшую в просторную кухню.
– Прошу любить и жаловать. Маргоша. Маргоша, это Таня. Она здесь поживет немного, – быстро представил нас друг другу Димон.
Я лишь хлопала глазами. Четыре одинаковые кошки, каждая со своими едально-писательными привычками и личными наборами «миска – лоток», – еще куда ни шло, но две словно отлитые в одной форме старушки? Фиса и Маргоша, вероятно, близнецы, обе среднего роста, умеренной полноты, с круглыми лицами, чуть удлиненными, широко расставленными карими глазами, бровями-ниточками и волосами, тщательно уложенными при помощи бигуди. Угадайте, какого цвета были локоны бабулек? Абсолютно верно: сочного апельсина. Старушки маскировали седину хной и слегка перестарались с количеством краски.
– Она немая? – вскинула брови Маргоша. – Димочка, почему твоя жена молчит?
Хакер ткнул меня в бок.
– Таня, – пискнула я, – и я не супруга Коробкова, а коллега.
– До сих пор все многочисленные бабы, которых Димочка сюда притаскивал, представлялись его законными половинами, – с плохо скрытой язвительностью сказала Марго.
– Спать с коллегой запрещено моральным кодексом строителя коммунизма, – забеспокоилась Фиса, – вы член партии?
– Какой? – по глупости уточнила я.
Анфиса всплеснула руками.
– Димочка! Она диссидентка? У нас в стране, по счастью, одна партия! КПСС!
– Татьяна уже поняла, что ты со сдвинутой крышей, – перебила Анфису Марго, – КПСС давно нет.
– Я вчера по телевизору видела Ленина, – уперлась Анфиса.
– Кино крутили, – засмеялась Маргоша, – про вождя революции и Инессу Арманд, как они бедную Крупскую обманывали.
– Боже, боже, – зашептала Анфиса, – замолчи. Не говори глупостей. Арманд – развратная женщина! Так вы член КПСС?
Я покачала головой.
– Нет.
Фиса встала.
– Надеюсь, вы состоите в рядах ВЛКСМ?
Мне снова пришлось разочаровать старушку:
– Нет.
Маргоша села за стол.
– Слушай, Таня. У Фисы плохо с головой, для нее на дворе все еще семидесятые годы прошлого века. Не спорь с ней, и мы поладим. Я, в отличие от Анфисы, нормальная, слежу за питанием и хожу в фитнес. Короче, завтра разбудишь меня в семь, дашь на завтрак мюсли с черникой и проводишь на занятия спортом. А сейчас советую всем разойтись по спальням, у нас отбой! Ты жена Димочки?
– Нет, – уже в который раз за вечер произнесла я.
– Тогда ты не ляжешь с ним в одну кровать! – заявила Маргоша.
– Господи, я и не собиралась, – испугалась я, – мы коллеги, друзья, у меня есть муж!
– А кому наличие мужа мешает развратничать? – насупилась Маргоша.
Димон схватил меня за плечо, выпихнул из кухни и протащил до вполне уютной комнаты с большой кроватью.
– Устраивайся, сюда никто без стука не войдет. Давай договоримся: ты ухаживаешь за кисами и не лаешься с бабульками. А я… ну, короче, живи тут сколько хочешь, вернется из командировки Гри, ему тоже места хватит.
– Спасибо, – пробормотала я, не понимая, повезло мне со временным пристанищем или нет.
– С утреца впрягаемся в работу, – перешел к другой теме хакер, – дело твое, я на подхвате, ты, как обычно, старшая.
– Дай будильник, – попросила я, оглядывая спальню, – без звонка я вовремя не проснусь.
– Не переживай, – легкомысленно отмахнулся Коробок, – вскочишь как миленькая ровно в шесть ноль семь!
В нос впились колючки, я взвизгнула и открыла глаза.
Обычно на новом месте я мучаюсь бессонницей, но вчера заснула, едва успев укрыться пуховым одеялом. Ночь прошла замечательно, а вот пробуждение оказалось странным. Прямо перед моим лицом маячила мохнатая морда, круглые глаза буравили меня взглядом, длинные усы стояли торчком.