– Он пройти мешает, – не успокаивалась проводница.
– Мне ходить некуда, – засмеялась я, – почитаю и спать, а утром уже Москва.
– Передумаете, зовите, – заботливо предложила она и ушла.
Я тщательно закрыла дверь на защелку, потом отстегнула ремни, подняла крышку здоровенного чемодана и спросила:
– Не задохнулась?
В чемодане лежала, свернувшись клубочком, худенькая, буквально прозрачная женщина. В ее взгляде было столько страха, что у меня от жалости заныло сердце.
– Извини, если сильно трясли, – сказала я, – но иначе никак не получилось. Эй, ты жива?
– Да, – раздалось из чемодана, – мы уже в поезде?
– Приближаемся к Москве со скоростью восемьдесят километров в час, а может, даже сто, – бойко отрапортовала я, – вылезай.
– Лучше здесь останусь, – прошептала женщина, – мне страшно.
– Все неприятности позади, – оптимистично пообещала я, – можешь спокойно устраиваться на свободной полке.
– Боюсь, – затряслась моя спутница, – вдруг кто войдет? Нет, нет.
– Дверь заперта, – попыталась я ее успокоить, – на все задвижки.
– Нет, нет, – твердила она.
– Хочешь, опущу на окне штору? – спросила я.
– Да, пожалуй, – согласилась Лена.
Я потянула вниз дерматиновое жалюзи.
– Теперь лучше?
– Вроде да, – прошептали из темноты.
– Леночка, – ласково сказала я, включая в купе свет, – забудь об Алаеве и Бероеве, тебя впереди ждет только хорошее.
Елена вздохнула и заплакала.
– Не знаю, думаю, ничего хорошего не будет, мне следовало остаться в лаборатории.
– И там умереть? – разозлилась я.
– Я уже давно мертвая, – пролепетала Лена, – похоронена, никому мое воскрешение счастья не принесет.
– Ну раз уж ты вылезла из могилы, так хоть поешь, – предложила я.
Лена села.
– Мы далеко от Алаева отъехали?
Я глянула на часы.
– Сорок минут катим.
– Ой, – обморочным голосом отозвалась Лена, – лучше я пока здесь полежу.
Едва договорив, она снова упала на дно чемодана-гиганта и захлопнула крышку. Я легла на полку и закрыла глаза. Любому нормальному человеку поведение Елены покажется более чем странным, но мне понятно, почему она отказывается вылезать и намерена провести всю дорогу до столицы в укрытии. Вы тоже посочувствуете несчастной, когда узнаете, что с ней произошло.
В середине ноября Чеслав собрал нашу группу у себя в кабинете и неожиданно спросил:
– Кто смотрел сериал «Непобедимый»? [2]
В комнате повисла тишина, потом мой муж Гри признался:
– Ну, я видел пару серий.
– Вау, ты фанат Моркова, – не упустила случая подколоть коллегу Марта, – брутальный мужчина, бицепсы-трицепсы, горячий взгляд, грудь колесом. А как он стреляет! С пяти шагов в гору попадает!
Гри кашлянул.
– Мне Морков не интересен, в «Непобедимом» снималась Нина Арабелян, я хотел посмотреть на ее работу.
– Понятненько, – протянула Марта и исподлобья посмотрела на Чеслава, – ясненько.
Меня моментально ущипнула ревность.
– Кто такая Арабелян? Ты никогда о ней не упоминал! Почему я ничего не знаю?
– Хороший вопрос, – одобрила Марта, – как правило, его задают мадамы с шестым номером бюста, выуживая с заднего сиденья машины мужа лифчик, рассчитанный на грудь первого размера.
– Нина моя сокурсница, – как всегда спокойно сообщил Гри, – а я стараюсь не пропускать работы своих знакомых.
– Ах, знакомых! – с непередаваемой интонацией повторила Марта. – Понятненько. Ну и как тебе тупой сериал?
– А тебе? – ринулся в бой Гри.
– Я не смотрю кино для дебилов, – отправила мяч назад Марта.
– Тогда откуда ты знаешь, что в фильме снимался Морков? – припер ее к стенке Гри.
– Прекратите, – приказал Чеслав, вешая на доску фотографию очень красивого парня, одетого в камуфляжные брюки и майку-алкоголичку. – Кто может сказать пару слов о кумире домохозяек?
Естественно, руку подняла Марта.
– Говори, – велел начальник.
Карц положила ногу на ногу и затрещала сорокой:
– Прежде чем сообщить слухи, что бродят по тусовке, хочу напомнить Гри: люди никогда не были на Марсе, но тем не менее всем известно, что земля там красного цвета. Необязательно смотреть кино, чтобы знать, кто в нем играл.
– Навряд ли почву Марса можно назвать «землей», – я не упустила шанса ущипнуть нашу светскую львицу.
– Ближе к делу, – сухо пресек перебранку Чеслав.
– Иес, босс, – отрапортовала дочь олигарха. – Внимание, сообщаю сухую информацию. Тимофей Морковкин москвич, сын директора крупного завода и актрисы. Его мамуля не добилась особых успехов, но имела репутацию крепкой профессионалки, ясное дело, единственный сыночек пошел в театральный институт, а потом, думаю, не без помощи родительницы, очутился в театре «Маяк». Худруком коллектива является Иван Гумилев, в свое время народ болтал, что Вера Морковкина, маменька Тимофея, имела с Иваном более чем дружеские отношения. Но поскольку эта история случилась до моего появления на свет, в доисторические времена, то правды я не знаю. Тимофей – кудрявый блондин высокого роста, глаза голубые, голос обволакивающий. Гумилев сделал из него романтического героя, идеального Ромео. Но публике Морковкин не понравился, слишком он был правильный, липко-нежный, идеальный. Тань, можно сожрать зараз кило халвы?
– Нет, – ответила я.
Марта кивнула.
– Вот! Морковкин не исполнял главных ролей, был рядовым армии неизвестных артистов. Талантливых лицедеев много, но не всем везет, не многие очутились в нужное время в правильном месте и попались на глаза режиссеру, который задумал снять телесагу. Вот и сиди под лестницей, утешайся, что раз в пять месяцев выползаешь на сцену в «Гамлете», изображаешь одного из стражников, которые в конце спектакля торжественно уносят за кулисы тело главного героя. Ни денег, ни славы у тебя нет, зато ты имеешь право восклицать: «Я абы где не играю, занят в пьесе Шекспира». Да только любой неудачник забудет про вечную классику и побежит в телесериал, если, конечно, его позовут. Морковкину, похоже, светило до старости носить за более удачливыми коллегами канделябры, но внезапно его приметила госпожа Удача. Незадолго до взлета своей карьеры Тимофей познакомился с Еленой Кротовой, бойкой провинциальной девушкой, которая, закончив в Москве институт, тянула лямку в небольшом рекламном агентстве. И загорелась любовь. Родители Тимофея категорически не хотели признать невесткой красотку из Задрипанска. Лена не имела своего угла, жила на съемной квартире и безуспешно пыталась пробиться. Ни связей, ни денег у нее не было. Мать же наметила сыну в жены некую Эстер Ротшильд.