И вот сейчас Ляхов встретился именно с этим человеком.
— Докладывайте, — мрачным тоном предложил фон Брайдер, когда они оказались в его кабинете с огромной рельефной картой Израиля и примыкающих территорий, исполненной двумя солдатами срочной службы в обмен на досрочную демобилизацию.
Ляхов доложил, показав на карте, где, что и как произошло.
— Ну и какого черта вы во все это влезли? Граница нашего района — вот, а воевали вы — вот, тем самым вторгнувшись на сопредельную территорию и создав предпосылки для дипломатического конфликта.
— Не ко мне вопрос, господин подполковник. Насколько я знаю — капитан Тарханов — комендант этой зоны, соответственно решение принимал он. Я же в меру сил выполнял его приказы.
— А он вам начальник, чтобы его приказы выполнять? Что-то в других случаях вы гораздо лучше помните свои права… господин военврач третьего ранга. Насколько мне известно, представители вашей профессии вообще не имеют права принимать участие в боевых действиях. Согласно Гаагской конвенции.
— Согласно упомянутой вами конвенции, — начал заводиться Вадим, — в боевых действиях не имеют права участвовать врачи-некомбатанты, то есть лица, носящие не военную форму той или иной воюющей стороны, а лишь нарукавную повязку с красным крестом либо с таковым же полумесяцем. А поскольку медицинскому составу Российской армии присвоена соответствующая форма, погоны, которые я имею честь носить, а равно и табельное оружие, то в случае угрозы как находящимся под нашим попечением раненым, так и нам лично мы имеем право участвовать в боевых действиях наравне с прочими военнослужащими.
Что, впрочем, должно быть вам известно и без моего доклада.
Неизвестно, чем бы закончилась эта «беседа», поскольку Брайдер начал заметно накаляться, а в гневе он иногда умел быть страшным, а Ляхов уступать не собирался, принадлежа к тому типу людей, которые отнюдь не боятся собственного начальства больше, чем неприятеля. Но загудел зуммер селектора.
— Что? Так точно, подполковник фон Брайдер, господин генерал. Ляхов? Так точно, у меня. Да, разговариваем. Имею к нему серьезные претензии. Что? Так точно, понял, слушаюсь!
Начальник штаба положил трубку, вытер пот со лба обширным клетчатым платком.
— Значит, это… Приехал заместитель комкора генерал Филиппов. Желает вас видеть. Значит, так, что тут у нас — это наши дела, семейные. А там — смотрите. Не забывайте, по службе к вам есть серьезные замечания. Думаете, я не знаю, как ваши бойцы на подработки к местным торговцам ходят? А начальник медснабжения корпуса на вас докладную писал по поводу нерационального расходования казенного спирта. Так что имейте в виду. Однако если что, мы вас в обиду не дадим. Своих не сдаем. И рекомендации будут самые благоприятные.
— Слушаюсь, господин полковник. Душевно благодарен.
В принципе, он был совсем неплохой человек, только зануден моментами и излишне самоуверен. А так служить с ним было можно. Гадости если кому и делал, так только по приказу свыше и без всякого удовольствия.
Ляхов сейчас испытывал странное чувство. В медицине это называется «дежа вю». То есть как будто все происходящее с ним уже было. И этот разговор с Брайдером тоже. Вадим знал, что и кем будет сказано, на две-три фразы вперед. В зависимости от темпа разговора.
Звонок от генерала он тоже предвидел и ничуть не удивился, когда он прозвучал. Вернее, он-то удивился, но именно тому, что ждал его, и все вышло именно так, как следовало.
— Да, а что тут у вас? — вдруг заинтересовался подполковник, обратив внимание на саблю, завернутую в плащ-накидку и небрежно брошенную на просторный деревянный диван в углу кабинета.
Обычно такие диваны стояли на железнодорожных вокзалах, в залах ожидания первого класса. Массивный, темно-желтого дерева, без всякого лака матово сиявший от более чем столетней полировки суконными штанами пассажиров.
Ляхов присмотрелся и с удивлением сотрудника Шлимана, раскапывавшего Трою, увидел, что и вправду на спинке дивана глубоко вырезан причудливый вензель: «ЮЗЖД» (то есть Юго-Западная железная дорога) — и небольшой двуглавый орел сверху. Выходит, кто-то во время оно исхитрился привезти сюда этот диван из самой Одессы или любой станции между нею и Екатеринославом.
— Вы о чем, Юрий Манфредович? — прикинулся непонимающим Ляхов.
— Вот это. Сабля?
— А! Да так. Подобрал на поле боя. Типа трофей… Кстати, имею право, — и Вадим привычно забубнил статьи уставов и конвенций, признававших за военнослужащими использовать подобранное на поле боя оружие и снаряжение, отнюдь не относя данное деяние к статье «мародерство».
Но Брайдера волновало совсем не это.
Он вцепился в саблю, извлек ее из ножен, жадно осмотрел, только что не обнюхав клинок, и вдруг начал читать Ляхову лекцию об истории холодного оружия, вполне толково, хотя и монотонно излагая все, что накопила к этому времени мировая археологическая мысль.
Вадим успел уловить разницу между египетскими, греческими и римскими пехотными и кавалерийскими мечами, узнал, что двуручных мечей вообще нигде на вооружении не состояло, а если где в музеях они и экспонируются, то являются копией с единственного, впрочем, давно утерянного образца, изготовленного для театрализованного карнавала при дворе короля Оттона Первого.
Сабля же представляла собой тип так называемой гурды, выкованной из натуральной дамасской булатной стали, ничем не уступающей пресловутым японским мечам, сиречь «катанам», которые после нескольких тысяч проковок могли рассекать наплывающий на них по ручью осенний лист.
— Да вот, любуйтесь…
Подполковник сначала легкими движениями заточил концом клинка синий карандаш «Тактика» до тонкости шила, потом подбросил в воздух свой носовой платок и попытался разрубить его в полете, но не попал.
Не смутившись, фон Брайдер сообщил Вадиму, что такими клинками свободно можно подпоясаться.
Подпоясаться тоже не удалось, но в крутую параболу сабля согнулась и выпрямилась без всякой остаточной деформации.
Слегка балдея от потока информации, Ляхов приготовился выслушать еще и сравнительные характеристики арабских, турецких, русских драгунских сабель и шашек всех двенадцати российских казачьих войск, как телефон зазвонил снова.
— А? Что? Да-да, идем. Просто завершали формальности.
Брайдер раздраженно бросил трубку.
— Да опять генерал этот, мать его туда, так, обратно и с перевертом в центр мирового равновесия! Поговорить с человеком не даст. Слушай, капитан, а я и не знал, что ты так здорово в оружии соображаешь.
Это при том, что Вадим за последние десять минут не промолвил ни слова.
— Вот так служишь, служишь с людьми и вдруг открываешь их с совершенно новой стороны. Поехали бы мы с тобой ко мне в родовой замок… Ну, это недалеко от Мальборка. Возле Минска. Я б тебе показал коллекцию. Так что, саблю продашь?