Вот когда я жил в Берлине, я на самом деле жалел, что не являюсь немцем по крови. Но вам разве что-нибудь мешает остаться славянином?
— Простите, эфенди, я бы не хотел говорить на эту тему. В остальном же… — Станислав ответил турку по-немецки.
— Нет, мы будем говорить именно на эту тему! — вновь по-русски, уже резче возразил Катранджи. — Поскольку теперь вы можете надеяться только на меня. Либо вы вместе со всей вашей организацией будете служить мне, а не своей дурацкой идее, либо я задумаюсь, оправданно ли вообще ваше потерявшее смысл существование. Что вы на это скажете?
— Ваши доводы неопровержимы, к сожалению, — стараясь сохранить лицо, ответил Станислав с иронической усмешкой, причем было непонятно, к чему и кому она относится. — И божьи мельницы мелют медленно, но верно. Возможно, помогая вам, я тем самым все же буду приближаться и к своей цели.
— Не помогая мне, а работая на меня. Я нанимаю вас, разумеется, за хорошую плату. Кстати, сколько, вы говорили, в вашей организации «збройников»?
— Более двадцати тысяч, эфенди.
— Ясно. Значит, человек на сто реально можно рассчитывать. Так вот — вам придется поехать в Россию. К сожалению, мы упустили двух русских офицеров здесь, придется поискать их там. И саблю. Обязательно найдите мне этих офицеров и саблю. В средствах можете не стесняться. В обоих смыслах. — Катранджи помолчал, глядя на все мрачнеющий горизонт, потом добавил: — Но и лишнего брать не нужно. Отчет с вас я рано или поздно потребую. Да и вообще, раз вы так сроднились с Востоком, — миллиардер добродушно растянул толстые губы в улыбке, — советую не забывать здешнюю поговорку: «Ид-диния зай хъяра — йом фи-идак, йом фи-тизак» [25] … Вам перевести?
— Не нужно, я все понял.
Девятичасовый полет от Тель-Авива до аэропорта «Ла-Гуардия» в Нью-Йорке прошел нормально.
Взлететь удалось до начала войны, ни грозовых фронтов по дороге не встретилось, ни террористов среди членов делегации не оказалось. Розенцвейг так грамотно все обеспечил и Тарханова хорошо проинструктировал, что инженеры и бизнесмены принимали его за одного из охранников, а охранники, наоборот, за члена делегации, причем довольно высокопоставленного. В результате он в одиночку занимал целый четырехместный полуотсек в хвостовой части реактивного «Юнкерса» и никто всю дорогу его не напрягал попытками нежелательного общения.
Он с удовольствием позавтракал и пообедал, запивая не слишком аппетитную воздушную еду вполне приличным вином за счет фирмы. Просмотрел предложенные стюардом газеты, половина из которых предрекала не просто очередную арабо-израильскую стычку, а полномасштабную войну чуть ли не по всей «дуге нестабильности» от Индостана до Мавритании, а остальные уповали на то, что вмешательство Великих держав в очередной раз пригасит тлеющий бикфордов шнур.
Сам Тарханов склонялся к некоему среднему варианту. Постреляют через границы, как уже не раз бывало, немного побомбят друг друга, египтяне попытаются в очередной раз форсировать Суэцкий канал, после чего затеют очередную конференцию по урегулированию спорных вопросов.
Но в данный момент это Сергея не волновало. Если бы он оставался там, готовил бы, конечно, свой батальон к серьезным боям, а раз он здесь — нужно исходить из ситуации. Как говорится — ни от чего не отказывайся и ни на что не напрашивайся.
Он с удовольствием выкурил бесплатную сигару и оставшуюся часть времени посвятил изучению театра предстоящих действий.
То есть карты города Нью-Йорка и окрестностей. Память у него с детства была хорошая, а долгие тренировки в училище сделали ее фотографически точной. Ему достаточно было того времени, что горит обычная бензиновая зажигалка, чтобы изучить, накрывшись плащ-палаткой, «трофейную» карту с нанесенной обстановкой, а потом через сутки или больше воспроизвести ее на чистом листе со всеми подробностями.
За допущенные ошибки наказывали строго, справедливо поясняя нерадивому юнкеру, что не там поставленный значок, обозначающий вражеские батареи или минные поля, будет стоить десятков или сотен жизней твоих товарищей.
Поэтому через три часа Тарханов был уверен, что сможет ориентироваться в городе почти свободно.
Если бы ему еще дали фотоальбом с перспективным изображением основных магистралей и мостов…
Но, за неимением гербовой, будем писать на клозетной.
Затем он предался размышлениям о будущем, поглядывая в иллюминаторы, где справа на пределе видимости сверкали ледники Гренландии, а слева, чуть склоняясь к горизонту, неподвижно висело неяркое зимнее солнце. Он впервые летел с востока на запад на самолете, скорость которого совпадала со скоростью вращения Земли, и вид остановившегося в одной точке небосвода Солнца несколько удивлял.
…Человек, который ждал его в Нью-Йорке, должен был передать Тарханову новый российский паспорт, сообщить очередные инструкции и обеспечить безопасное возвращение домой. В качестве рабочей легенды Сергей избрал имя и биографию своего давнего приятеля, поручика Арсения Неверова, с которым они вместе заканчивали военное училище, а потом полтора года служили в одном полку.
Арсений пропал без вести в Черном море, катаясь во время отпуска на виндсерфе. Утонул, конечно, попав в неожиданный и скоротечный шквал, но ни его самого, ни плавсредство так и не нашли. Прошло с тех пор уже семь лет, близких родственников у Неверова, кажется, не осталось, в училище он попал из кадетского корпуса для сирот и был поэтому идеальным объектом для подмены.
Да вдобавок имелось у них и некоторое внешнее сходство — одинаковый рост, телосложение, цвет волос и глаз. Что неудивительно — во время их учебы тогдашний начальник училища, генерал-майор Гальцев, при конкурсном отборе кандидатов в юнкера при прочих равных условиях отдавал предпочтение выраженным типам кубанских, терских и донских казаков.
И по учебным ротам распределял по тому же принципу, отчего парадный строй училища напоминал о временах царской еще гвардии, где полки тоже комплектовались почти что близнецами: Преображенский — рослыми курносыми блондинами, Семеновский — коренастыми брюнетами с одинаково закрученными усами, а лейб-гвардии Атаманский как раз во вкусе генерала Гальцева — стройными смугловатыми шатенами с карими или серо-голубыми глазами.
Потом, правда, генерал ушел, по выслуге лет, в отставку, и традиция поломалась, но за пятнадцать лет своей деятельности он успел здорово унифицировать фенотип офицеров горно-егерских войск, заканчивавших Ставропольское училище.
Конечно, близко знавшего их обоих человека обмануть при близком общении вряд ли бы удалось, но, с другой стороны, этого и не требовалось. А вот если бы кому-то, кто видел Неверова последний раз те же семь или десять лет назад, показали фотографию его нынешнего воплощения и спросили, он ли это, ответ вполне мог быть утвердительным.