— Коньяк или игру?
— Я предпочел бы игру, но можно и коньяк.
— С коньяком согласен, а играю я только единожды. Второй раз такая удача может и не повториться. Надеюсь, здесь не действует русское правило — с выигрышем не уходят?
— Насколько я знаю, это правило действует только в тюрьмах и воровских притонах…
Они выпили еще по рюмке, и Тарханов раскланялся.
— Будет настроение — заходите, — бросил ему вслед партнер, — я тут почти каждый вечер бываю.
«Нет, вряд ли он адмирал, разве только в отставке, располагающий приличным состоянием».
Настроение у Сергея было отличное. И развлекся как следует, и капитал свой за один вечер округлил почти на двадцать процентов. Ровно год за эту сумму пришлось бы служить.
Теперь совсем неплохо положить большую часть выигрыша в банк, а потом заказать ужин в номер и поинтересоваться у портье, есть ли в штате девушки, готовые скрасить одиночество «гостя столицы».
…Всю отведенную себе неделю Тарханов провел, как и подобает отпускнику. Спал по утрам часов до одиннадцати, потом час-полтора валялся в постели, читал газеты и смотрел новости по дальновизору. В основном — зарубежные.
Все шло почти как обычно.
В Африке и Южной Азии царьки и диктаторы воевали друг с другом и повстанцами, борющимися неизвестно за что, в водах Тихого и Индийского океанов малайские и иные пираты нападали на следующие без прикрытия военных кораблей торговые суда, в парламентах цивилизованных стран продолжалась никому не интересная говорильня.
На Ближнем Востоке успела начаться и закончиться арабо-израильская война. Сергей был уверен в победе союзника, но не ожидал, что победа будет настолько блестящей. Ровно за неделю великолепно обученная и сверхмоторизованная израильская армия вдребезги разгромила десятикратно превосходящего противника, трижды развернув направление главного удара на девяносто градусов. Еврейский главнокомандующий показал себя блестящим полководцем, уступающим талантом только, пожалуй, генералу Слащеву.
Тридцатилетний генерал-лейтенант Яков Александрович сумел весной и летом 1919 года продемонстрировать еще большую стратегическую отвагу и лихость, не имея в своем распоряжении ни современной авиации, ни бронетехники. Только мосинские винтовки, штыки и полевые трехдюймовки на конной тяге. Зато кадры у него были покруче — офицеры с шестилетним опытом Мировой войны и добровольцы-юнкера, заведомо, как средневековые самураи, обрекшие себя на смерть, независимо, достижима победа или нет.
А вот аргентино-бразильская война разворачивалась совершенно по типу давней Мировой, с вовлечением многотысячных масс пехоты, с морскими сражениями, не приносящими результата, и с тем бессмысленным ожесточением, которое не обещало скорого мира.
Это, кстати, Тарханову было очень понятно.
Недовоевали ребята в свое время, а сейчас, когда Великие державы положили за правило не вмешиваться в чужие разборки и не допускать новых членов в нынешнее «Антанте кордиаль» [33] , отчего же и не попробовать установить на своем отдаленном континенте свой же «новый порядок»?
А кто победит — претендующая на тотальную гегемонию былой португальской империи Бразилия или блок испаноговорящих стран — угадать сложно.
Тут стоило бы поговорить с настоящими аналитиками Генштаба, располагающими достоверной информацией, но такой возможности у Тарханова сейчас не было.
Поэтому, дождавшись, когда в дверь деликатно постучит девушка Влада, он одевался сообразно погоде, шел с ней обедать к Елисееву или в полуподвальный трактир «Дядя Гиляй» на Столешниковом, а дальше уже по настроению.
Заглянул попутно на Главпочтамт на Мясницкой. Как и ожидалось, письма от Ляхова пока что не было.
Влада, с которой он познакомился в первый московский вечер, отнюдь не была банальной «девушкой по вызову», а своеобразным аналогом японской гейши или древнегреческой гетеры.
Не то чтобы слишком красивая, но вполне миловидная, умная, прилично образованная, она исполняла роль как бы случайно встретившейся, давней, хотя и не слишком близкой подруги.
Вводила его в тонкости нынешней московской жизни, показав себя приятной собеседницей с широким кругозором, эрудированной гидессой по культурным объектам и злачным местам.
Быстро разобравшись в характере, уровне образования и настроениях томимого ностальгией «господина Гала», она определила для себя амплуа «своего парня» — бывают такие девушки, свободно ощущающие себя в мужских компаниях, с которыми можно говорить о чем угодно, ходить в турпоходы, сплавляться на байдарках по горным рекам и петь песни у костра под гитару.
А уж постельные отношения, хотя и безусловно имели место, выглядели не более чем приятным, но необязательным дополнением ко всему остальному.
На четвертый день Сергей поймал себя на мысли, что очень бы не прочь продлить знакомство с ней за пределы срока, оговоренного контрактом. Он понимал, конечно, что это полный бред и ерунда, девушка на работе и в реальной жизни, скорее всего, так же отличается от теперешней, как театральная Принцесса Турандот от играющей ее актрисы.
Но верить, вопреки всему, в суровую прозу жизни не избалованному вниманием по-настоящему чутких и ласковых женщин боевому офицеру не хотелось.
Неужели он не может понравиться ей не по недельному договору, а всерьез? Чем он для нее плох? Молод, недурен собой. Отнюдь не беден.
А что касается ее нынешней работы — не шлюха же она панельная, просто профессия у нее такая, можно сказать — психотерапевт широкого профиля.
Это определение Владе тоже понравилось. Но когда он попытался осторожно развить свою мысль, она засмеялась и ответила: «Как говорил один мой знакомый моряк, кто пытается проникнуть глубже поверхности, как правило, идет на дно».
Оставалось только согласиться. Но мыслей поговорить с ней еще раз, ближе к моменту прощания, он не оставил. Как вариант — предложить девушке продление контракта еще на месяц, полгода, год. Денег хватит (поскольку он играл еще несколько раз и по-прежнему успешно), а там будет видно.
Если бы только не полная неопределенность его будущей судьбы.
В последний вечер, когда он окончательно решил, что завтра позвонит по нужному телефону, Сергей предложил Владе организовать процедуру прощания в лучшем, по ее выбору, ресторане.
Она выбрала «Русскую избу» в Петровских линиях.
Здесь обычно московские деловые люди давали обеды особо важным клиентам-иностранцам, а гиды туристских фирм заманивали состоятельных ценителей русской экзотики. Чаще всего на эту удочку ловились японцы.
В небольших залах, убранных расшитыми полотенцами и деревянной резьбой панелей в простенках, столы сервировались великолепно стилизованной под старину XVII–XVIII веков серебряной посудой. Русские и заграничные вина подавались перелитыми в старинные штофы и полуштофы с надписями — фряжское, фалернское, бургундское, мальвазия и тому подобное, а шампанское приносили в двухлитровой, тоже серебряной, братине, откуда его черпали ковшом, а пили кубками.