Гостиная удивила его эклектической богемной роскошью. Метров в пятьдесят площадью, территория разделена спинками диванов и кресел, невысокими шкафчиками с книгами и безделушками на изолированные функциональные зоны. На полу ковры и звериные шкуры, на стенах картины, вперемежку импрессионисты позапрошлого века, Левитан и Дали, современный европейский поставангард.
Он подошел поближе. Если и не подлинники, то копии суперкласса. Но, судя по всему остальному, скорее все-таки подлинники. Тогда какова же цена этой коллекции? Разве что приобретена она каким-то иным способом…
В дальнем правом углу комнаты он обнаружил трехстворчатую остекленную дверь, ведущую на балкон.
Несмотря на мороз и ветер, он вышел туда, чтобы посмотреть на ночные огни города. Пейзаж с высоты не менее чем двенадцатого этажа распахнулся перед ним великолепный.
«Как моя нынешняя жизнь, — подумал он. — Неожиданно, роскошно, непонятно, как сюда попал и сколько будешь падать, если сдуру сорвешься». А высота на самом деле притягивала, и абсолютно по-дурацки, как в детстве, хотелось, для остроты ощущений, перелезть через ограждение и пройтись на спор по узкому карнизу вокруг дома.
Черт его знает, а вдруг действительно собрался бы? Что-то такое в душе шевелилось. Обратно его позвал голос девушки.
Она успела переодеться в почти прозрачный сиреневый пеньюар, накинутый, похоже, на голое тело. Хотя нет, такое тело голым назвать — кощунство. Не голая же Афродита Таврическая в Пушкинском музее, хотя галантерейными изделиями она не обременена.
Похоже, переодеваясь, хозяйка заодно глотнула чего-то возбуждающего. Или, наоборот, сначала глотнула, а потом вздумала переодеться.
И снова на Вадима накатил приступ ясновидения. Фраз на пять вперед он знал все, что скажет Майя. Совершенно такое ощущение, словно смотришь основательно забытый фильм.
— Пойдем со мной, командир, если не боишься, — произнесла она низким воркующим голосом. — Я редко кого к себе приглашаю. А если и приглашаю, то остаюсь в рамках приличий…
И он пошел за ней. В пахнущем духами будуаре, большую часть которого занимала низкая кровать карельской березы, а остальное место трельяж, туалетный столик и радиостереосистема, она чересчур даже торопливо обвила руками его шею. Но голову запрокинула назад, как бы отстраняя губы от возможного поползновения. Или — предоставляя инициативу следующего шага партнеру.
Вадиму в прежней жизни не приходилось встречаться с такими страстными, а главное — чуждыми предрассудков женщинами. Его первая любовь — Елена, была до предела закомплексована и ложилась в постель, непременно погасив свет и, как ему представлялось, сцепив зубы. Соглашалась на это, просто чтобы соответствовать.
Остальные знакомые — просто скучны, даже если и отдавались с охотой. С охотой, но без фантазии.
А вот эта — да! Она знала, чего хотела, и делала, или требовала что-то сделать, без смущения.
Самое же главное — в ней не было ни капли вульгарности. Сексом она занималась точно так же, как обедала в своем обществе. Вилка в левой руке, нож в правой, салфетка, если даже требуется вытереть губы, совершенно не заметна. И вообще, такие девушки даже при плюс тридцати градусах совершенно не потеют. Словно у них всегда имеется персональный кондиционер.
— Ну и как, господин полковник, я вас не шокировала? — Майя вернулась из душа, обернутая по бедрам зеленым в крупных розовых цветах полотенцем, на манер полинезийки.
Она села на низкую банкетку напротив кровати, закинула ногу за ногу, закурила. Вообще, курила она слишком часто, как отметил Вадим. Хотя и совершенно не затягиваясь. Переводила, попросту говоря, выпускаемые для богатых снобов сигареты по двадцать пять рублей за сотню.
— А если вы совсем без предрассудков, я вам сейчас кофе сварю и принесу, потом поговорим о жизни, ну и вообще…
— Предрассудков у меня нет совершенно, — заявил Ляхов, которого эта ситуация заинтересовала уже по-настоящему.
Несмотря на все между ними происшедшее, он по-прежнему воспринимал Майю совсем не как эксцентричную и темпераментную партнершу, загадка для Вадима оставалась совсем в другой области.
Майя, по свойственному красивым женщинам, обладающим к тому же высоким жизненным статусом, предрассудку собственной неотразимости, об этом не догадывалась.
«Если уж я с ним легла и продемонстрировала все свои возможности, то дальше он ни о чем другом и мечтать не сможет, следовательно — он мой с потрохами».
Примерно так она рассуждала сейчас и, что самое интересное, в девяноста процентах предыдущих случаев не ошибалась.
И вправду — девушка из высшего общества, по определению не обделенная поклонниками, вдруг выбрала в толпе худородного, но блестящего офицера, привезла к себе домой, допустила до тела, намекнула на возможное и желательное продолжение связи.
Даже — решила изобразить из себя горничную, подающую барину кофе и себя в постель. Устоит ли он?
Допустим, не устоит. Только вот в чем просчеты красивой, но не слишком поднаторевшей в психологических играх девушки.
Первый — офицер на самом деле не знает, кто она такая, соответственно, не в состоянии оценить, сколь высокая честь ему оказана.
Второй — она не знает, кем на самом деле является этот офицер. И по реальному статусу в свете, а главное — по профессиональной подготовке.
И в итоге — не он жертва красиво разыгранной комбинации, а она.
Есть и еще кое-какие тонкости, которые ставили Вадима в заведомо выигрышное положение.
Майя вернулась, неся на подносе обещанное — две фарфоровые чашечки, тонкие, как скорлупа голубиного яйца, две бронзовые джезвы с шапкой пены и торчащими из нее сандаловыми палочками, придающими кофе особый вкус и аромат.
Конечно же — запотевшая бутылка настоящего «Боржоми» и шарообразная бутылочка крепчайшего ликера «Селект». Тюльпанообразные рюмки и хрустальные стаканы.
Играть так играть.
Тем более что насилия над собой игра не требовала.
Он подождал, пока Майя не поставит поднос на журнальный столик, потом схватил ее за тонкое запястье и привлек к себе. Только-только успел коснуться губами маленького шершавого соска, как Майя его оттолкнула. И довольно резко.
— Не скажу, что ваши прикосновения мне неприятны, но ведь кофе остынет, — заявила Майя, подвигая к краю кровати столик. — А остывший кофе — это ужасно, особенно если я готовила его для вас.
Вадим чувствовал себя несколько глупо. Выходит, девчонка его небрежно так ткнула мордой об стол, показала, кто здесь на самом деле хозяин. Оставалось не подавать виду…
Зато кофе оказался в самый раз, не кипяток, но горячий как раз в такой мере, чтобы его можно было пить, не обжигая губ. И ликер оказался более чем хорош. Истинный шестидесятиградусный нектар с божественным ароматом.