— Окажите помощь раненым, капитан, погибших уложите на платформу, в Харькове похороним. И прикажите тщательнейше осмотреть поле боя. Особо обратите внимание на любые нестандартные предметы… — Уловив недоумение в глазах офицера, Сашка пояснил: — Я имею в виду любые предметы, наличие которых маловероятно или невозможно у обычных степных бандитов. Уловили? Оружие собрать, трупы обыскать и прикопать в подходящей яме. Заставьте вот этих поработать. — Он указал на пленных. — Только сначала пусть завал на путях разберут, чтобы в любой момент можно было трогаться. Я приведу себя в порядок, потом поиграем в контрразведку… Да, — вспомнил вдруг он. — Этого Грицка сами допросите, выбейте из него все — откуда взялся, кто командир, когда, как и где собирались, чего им обещали и все прочее. Он, может, и дурак, по глупости кое-что интересное рассказать может. Потом на паровоз поставьте, за кочегара поработает. И вот что еще. — Сашка потер ладонью гудящую и кружащуюся голову. — Ваша фамилия Короткевич? — спросил он неизвестно к чему. — Из тех самых? Почему так вышло — три самые знаменитые польские фамилии, из них Вишневецкие и Радзивиллы — князья и магнаты, а ваши — нетитулованные и бедные? Чем объяснить?
Капитан пожал плечами.
— Думаю, как раз тем самым. Ощущением самодостаточности и шляхетского гонора. Мы — это мы. Стали бы князьями — даже вот вам и спросить не о чем было бы…
Капитан даже после тяжелого боя смотрел на Шульгина задорно и с вызовом.
— Нормально, командир, хороший ответ. Живы будем, еще на эту тему пообщаемся…
Со стороны поля вдруг появился поручик Юрченко. Неизвестно где и когда, но явно добавивший еще. Он залихватски улыбался и тащил в руках какой-то прибор.
Подошел, откозырял.
— Позвольте доложить, господин генерал, лично осмотрел неприятельские позиции. Огнем «Пламени» отправлено в штаб Духонина, как красные выражаются, двадцать две штуки… Их. С пулевыми дырками мои осколки не спутаешь.
Юрченко сообразил, что Шульгин смотрит на него слишком пристально, и прервал тираду.
— И вот такую штуку на поле боя нашел…
Сашка взглянул мельком.
— Отнесите ко мне в вагон. — Он повернулся к капитану. — Нечто в этом роде я и имел в виду. Прочешите еще раз все поле, тщательно обыщите автомобиль.
…Лариса скрылась в своем купе, чтобы умыться и переодеться. Юрченко замер у порога, стараясь незаметно опереться о стенку. Трофей он по-прежнему держал перед собой в обеих руках.
— Бутылку успел высосать или больше? — Шульгин сам знал в этом деле толк и понимал, что после тяжелого боя меньшая доза была бы просто незаметна.
— Да кто ж считал, Александр Иванович… Стаканчик здесь, стаканчик там…
— А теперь надеешься, что тебе за сегодняшнее дело еще и Георгий положен? Вообще-то положен, конечно, особенно за эту вот штуку. Ладно. Вон налей себе еще стопарь, и чтоб до Харькова я тебя не видел. А там разберемся…
Выпроводив бравого поручика, Шульгин первым делом поднял броневые заслонки с окон. И порадовался, что вовремя догадался их опустить. Хоть стекла целы и можно дальше ехать в тепле. В офицерском вагоне не осталось ни одного, и вообще он стал похож на консервную банку, по которой упражнялись в стрельбе пьяные охотники. Потом Сашка стянул грязную и рваную куртку, разделся до пояса, сел на табурет посреди столовой. Вновь успевшая переодеться в платье, умытая, причесанная и даже слегка надушившаяся «Пуазоном», Лариса тампонами с перекисью водорода смыла с его лица и шеи корку засохшей пополам с пылью крови. Пинцетом долго выковыривала вонзившиеся в кожу осколки гравия и железную окалину, сбитую взрывом с вагонных колес и рамы. Время от времени шипя при особенно неаккуратных ее движениях, Сашка рассказывал не слишком связно, путаясь в словах и повторяясь:
— Килограммов, наверное, двести они на дрезину загрузили. Скорее всего мелинит, уж больно дым ядовитый и вонючий. Воронка здоровенная получилась, целое звено рельсов будто испарилось. Опоздал бы поручик, от нашего поезда только колеса бы остались. Он и сам рассчитывал спастись, грамотно в кювет отвалился, да уж больно заряд был большой.
— Главное, что ты не опоздал. Ты действительно ясновидец? Терпи, терпи, уже заканчиваю. Сейчас клеем замажу — и все. Почему браслет гомеостатный не взял, через полчаса целенький бы ходил. А теперь как папуас две недели будешь…
— Я — ладно. Раненых бы довезти. У Берестина всех вылечим. А браслет бы я где взял? Их всего три. Один у Лешки, один у Андрея с Сильвией, а третий на пароходе. Мало ли что там случиться может, раз пошла такая пьянка. Нам же только сутки ехать было по мирной территории.
— Вот тебе и мирная… Знала бы, лучше бы дома осталась.
— Ври больше. Теперь я знаю — ты баба азартная и страшная. Сколько сегодня патронов расстреляла? Что касается ясновидения… Честно говорю: не знаю. Вообще-то я просто себя на их место поставил. Раз живьем «объект» захватить сразу не получилось, надо кончать до рассвета. Вот и догадался, исходя из технических возможностей и характера рельефа. А теперь сам думаю… Может, и вправду ясновидение? Ну да бог с ним. Лучше коньяку налей заместо противошокового. И себе тоже… — Он выпил полстакана, подмигнул Ларисе. — Ну, мы теперь с тобой точно братья по оружию.
Она едва заметно улыбнулась и тоже подмигнула. Отнюдь, впрочем, не весело.
— Я сегодня человек десять, наверное, подстрелила. И совершенно никаких эмоций не испытываю. Разве только злорадство. Это плохо, наверное…
— А ля гер ком а ля гер. Все нормально. Тебе ж не впервой, на Валгалле тоже по «ракообразным» стреляла. Молодец, вот таких баб я и люблю! Сейчас помоги мне одеться — что-то плечо плохо двигается, — и займемся пыточным делом. Ты тоже приготовься, будешь участвовать.
— Не имею желания.
— Неважно. Психология. Когда на допросе присутствует красивая женщина, да еще зловещего облика, клиент быстрее ломается. Во-первых, страшно, во-вторых, стыдно страх показывать, проще сразу колоться, сохраняя достоинство.
— У меня зловещий облик? Ты так думаешь?
— Постарайся, чтоб был. Приоденься соответственно, подраскрасься. Мне тебя учить?
…Поезд тронулся без гудка, оставив за собой кучи еще воняющих пороховым дымом гильз, наскоро присыпанные землей окопы, куда офицеры свалили трупы бандитов, высокий шест с тревожным красным лоскутом перед разорвавшей насыпь воронкой, и кое-как склепанный из железных полос крест на том месте, где испарился в пламени взрыва «живота не пощадивши за други своя» поручик Нелидов.
Перед тем как приказать ввести первого пленного, Шульгин, уступив настойчивому требованию Ларисы, часа полтора вздремнул, предоставив ей подготовить все необходимое.
Потом надел свежую сорочку и китель с генеральскими погонами, расположился за маленьким, почти игрушечным, письменным столом, на зеленом сукне которого белел одинокий лист бумаги и посверкивала в лучах только что вставшего солнца граненая хрустальная пепельница.