Я очень внимательно за вами наблюдал, иногда даже провоцировал некоторые ситуации, чтобы посмотреть, как вы себя поведете. Естественно, я все время опасаюсь ответных действий врага, жду, что он попытается внедрить свою агентуру в мое ближайшее окружение. Не может быть, чтобы мне долго удавалось оставаться нерасшифрованным. Так не бывает. Предатели всегда найдутся, даже на самом верху. Дело лишь в темпе. Нам нужно все время опережать врага, хотя бы на шаг. И без помощников я не могу обходиться. Мне нужны десятки, сотни надежных людей. А уж такие бойцы, как вы, — предел мечтаний! Поэтому я и не поверил своей удаче. Ну, посудите сами — это почти то же самое, как если бы приехать на Аляску и в первый же день споткнуться на улице о самородок в двадцать фунтов весом.
— Спасибо, вы мне весьма льстите, — усмехнулся Шульгин.
— Но все обстоит именно так. Вы меня поразили уже при встрече в гостинице…
— Причем — в буквальном смысле, — съязвил Сашка.
— Вот именно. Потом — на шхуне. Ну и так далее… А еще и ваш слуга! Два супермена сразу — разве их можно встретить случайно?
— Но и для «Системы» подводить к вам сразу двух суперменов, да еще так грубо, разве логично? Я человек простой, но и то удивился бы. Зачем для уличной драки нанимать чемпиона мира по боксу?
— Вы так оцениваете нашу борьбу? — удивился Славский.
— Не обижайтесь, но так. Я знаю себе цену, жизнь отучила от излишней скромности, поэтому могу сказать определенно: людей моего класса завербовать на роль мелкого шпика… Денег не хватит и у Ротшильда. Вот если я увижу в деле настоящий интерес, тогда да.
— Я подумал примерно так же. Когда понаблюдал за вами. Я ведь тоже разведчик не из последних. Если хотите знать, процентов на тридцать (я не преувеличиваю и не преуменьшаю) события российской истории семнадцатого-девятнадцатого годов определялись мной…
И тут Сашку осенило. Он понял, с кем имеет дело. Мгновенно сопоставил массу ранее известных фактов, наложил их на стиль работы Славского, его странное национальное происхождение, характер — и понял.
Не кто иной, как майор Сидней Рейли сидел перед ним.
Но назвать его по имени было бы ошибкой.
А тот продолжал:
— Уже в катакомбах я понял, что следует вам открыться и привлечь на свою сторону. Не завербовать, упаси бог! Аристократов не вербуют, их убеждают. Если вы согласитесь пусть и не присоединиться к нам окончательно, то хотя бы помогать нам в меру сил, сохраняя строжайшую тайну… Не ручаюсь за окончательный успех, но мы можем дать миру шанс.
— Такое слово я могу дать без ущерба для своих принципов. Никто еще не говорил, что члены клана Мэллони способны нарушить свое слово! — произнес Шульгин с некоторым металлом в голосе.
— Вот и отлично. Вашего слова достаточно. Но я не договорил. Начав помогать нам, вы можете быть спокойны за свое благосостояние. Названные вами суммы и даже гораздо большие вы сможете получать регулярно. Я в данный момент — сотрудник Интеллидженс сервис, уважаемый капитан — тоже, но одновременно он представляет ушедший после Версаля в подполье германский Генеральный штаб…
— Удивительно, русский и немец вербуют меня, британского аристократа, в сотрудники разведки моей собственной метрополии…
— Жизнь изобилует парадоксами, — философически заметил фон Мюкке. — Ради спасения самих устоев европейской цивилизации и национального суверенитета наших фатерляндов можно поступиться некоторыми историческими заблуждениями, с течением времени превратившимися в аксиомы.
— Весьма тонкая мысль, — одобрил Шульгин. — И большевизм, и ваш так называемый «Круглый стол» не вызывают у меня сочувствия. Так что можете на меня рассчитывать. В пределах разумного, конечно. Сражаться за вас с оружием в руках я больше не собираюсь.
— Тем более что нам сочувствуют весьма важные персоны в правительствах и национально ориентированный крупный капитал… И еще, — продолжал откровенничать Славский, — на меня возложена куда более сложная и масштабная миссия. Вы знаете о так называемом сионизме?
— Слышал. Теодор Герцль, Всемирный конгресс, создание национального очага…
— Все-то вы знаете, Ричард. Поистине незаменимый в наших делах человек. Так вот. У очень умных людей возникла идея. Почему бы и нет?
Если дать им этот самый очаг, наладить массовую репатриацию туда евреев со всего мира, так, может быть, они станут наконец настоящим народом, посвятят себя нормальным вещам — строительству, сельскому хозяйству, работе на заводах, заведут себе армию и флот… И перестанут наконец мешать нормальным людям в собственных государствах жить так, как они хотят… И провоцировать антисемитизм, от которого сами же потом страдают.
Шульгин не стал сдерживаться, рассмеялся.
— Что такое? — не понял Славский.
— Совершенно ничего. Идея крайне остроумная. Просто я представил, как это будет выглядеть. Целая страна, в которой абсолютно все жители — евреи. Все — и банкиры, и полицейские, и воры, и солдаты, и нищие, даже проститутки и сутенеры — сплошь евреи…
Видимо, теория теорией, а когда представишь ее наглядно… Фон Мюкке и Славский переглянулись и тоже захохотали…
По-прежнему неизвестно, где и когда.
На палубу я поднялся, по моим расчетам, минут за десять до восхода солнца, рассчитывая в полной мере насладиться феерической картиной наступления утра в тропиках.
Впрочем, ожидания мои были обмануты, если, открыв глаза в заполнявшем каюту сероватом полумраке, я подумал, что просто еще слишком рано и, пока я побреюсь и умоюсь, солнце как раз и подтянется к горизонту. Еще по Никарагуа я помнил, что и ночь, и день в тропиках наступают почти мгновенно.
Однако, поднявшись наверх, я убедился, что надежды мои тщетны. Плотная низкая облачность простиралась от края до края свинцово отсвечивающего океана. Яхта находилась словно бы в центре заполненной лишенным полутонов, унылым светом полусферы. Примерно на километр еще различались гребни невысоких волн, а дальше вода и небо неразличимо сливались воедино. Будто не в Индийском океане мы находились, а в северных областях России, где-нибудь на Онеге или Ладоге.
Надо бы заглянуть в лоцию, характерна ли такая погода для этих широт и в это время и чего следует ожидать. Кто его знает, может, мы попали как раз в период муссонных дождей и до самого Таити обречены на туманы, сырость, шквалы и прочую экзотику.
Хорошо хоть ветерок подходящий, паруса ловят бриз, дующий, как мне кажется, от африканского берега, и кильватерная струя показывает, что ход «Призрак» имеет никак не меньше десяти узлов.
Господи, да бог с ней, с погодой. Неужели я все-таки дожил и до этого? Я повидал в свое время и Карибское море, и Мексиканский залив, даже выходил, подобно героям Хемингуэя, на большую рыбалку, но все это совершенно не то. Непонятно, в чем дело, но прибрежные воды отличаются от середины океана, как… Ну, допустим, как опушка подмосковного соснового леса от зауральской тайги. Вроде бы и деревья одинаковые, и кругозор ограничен тем же количеством метров, однако самочувствие совершенно другое…