Закончив танец, во время которого он с удовольствием скользил руками от талии Сильвии вверх и вниз на достаточное расстояние, касался щекой ее щеки и прядей легких волос, нашептывал на ухо подходящие к случаю шуточки, хотя и имеющие двойной как минимум смысл, он, извинившись, на минутку покинул леди Спенсер.
Заглянул в соседний зал и жестом показал Воронцову, что просит его выйти.
— Что за проблема? — поинтересовался капитан, разминая в пальцах сигарету под шум автоматически включившегося вентилятора в хвойно-озонированном отсеке мужской туалетной комнаты.
— Ничего особенного. Тут у меня с мадам наметился сугубо острый разговор как бы не до самого утра, так ты не сочти за труд, распорядись, чтобы нам подготовили спецрейс на Лондон. На самом скоростном, что есть в распоряжении Губанова. Часиков в десять желательно, никак не позже. Тревожный чемоданчик у меня собран, только сделай еще запасной паспорт и десяток тысяч фунтов мелкими купюрами…
— А что, миледи тебя в Лондоне деньгами не обеспечит? — позволил себе усмехнуться Воронцов.
— Мэй би йес, мэй би ноу. Особенно если предположить, что дороги у нас разные.
— Нет, серьезно, Саш, или я чего не понимаю? Хоть мне-то объясни, в чем смысл происходящего? Или вы совсем уже нас за дураков держать решили… — В голосе капитана прозвучала уже не шутка, а неподдельная обида человека, которого вроде бы друг демонстративно выводит за скобки.
Откровенно дает понять, что, мол, белую работу делает белый, черную работу — черный.
Шульгин взял Воронцова за руку повыше локтя, вздохнул и произнес совершенно искренне:
— Знаешь, Дим, если бы я мог хоть что-нибудь связно объяснить! Сделал бы это с величайшим удовольствием. Беда-то в чем — ни хрена я сам пока не понимаю. Не в свои мы игры заигрались. В Лондоне ничего особенного не планирую. Хочу просто проверить, не сбрехал ли мне господин Славский, действительно ли «старые империалисты» решили вступить в войну с очередными претендентами на мировое господство. Если нет — сам подкину им в костерок пару бутылок бензина. Сильвия обещает воткнуть меня в близкое окружение Черчилля. Он хоть и в опалах ныне пребывает, но по своему потенциалу непременно и здесь премьером станет. А это нам снова на руку…
Главное начнется, когда вернусь. Ну, на той неделе максимум. С Андреем разбираться надо… Поверишь, нет — кручусь на голой интуиции. Поскольку чувствую, что в ближайшее время так нас прижать может. Или могут…
Поэтому, ради Христа, не спрашивай ты меня ни о чем. Знал бы — сам все давно рассказал бы. От тебя теперь с ребятами зависит, чтобы вы обстановку в режиме держали. На своем уровне. А я… Ну, не знаю. Камикадзе я или, наоборот, дон Румата, решивший сменить обруч наблюдателя на мундир штандартенфюрера. Как хочешь думай, а я пока буду делать, что должен, надеясь, что свершится, чему суждено.
— Ладно, — согласился Воронцов, — поступай как знаешь. Мне ваши сверхчеловеческие игрища не всегда понятны, но в чистоте намерений — не сомневаюсь.
Простому моряку Воронцову действительно все эти заморочки со временем, пространством и инопланетянами надоели до чрезвычайности.
Сам дважды побывав в прошлом, первым из всех оказавшись в Замке, обретя с помощью антоновских штучек давно потерянную любовь, он понимал в происходящем очень многое. И почти свободно в переплетении интриг ориентировался.
Только вот в силу конструкции характера, в отличие от того же Шульгина, никак не мог заставить себя поверить, что так все и должно быть на самом деле.
Поэтому, смиряя гордыню и отодвигая в неопределенное будущее непроясненные вопросы, сказал:
— Саша, я — человек военный. Будем считать, что в смысле адмиральских приказов каплейту разбираться не положено. Какими бы они навскидку не казались дурацкими. Наше дело — стрелять и помирать. А за что и почему — государь император знает…
Шульгин испытал по отношению к другу мгновенный приступ нежности.
Действительно, каково человеку, лишенному возможности лично видеть Великую Сеть, верить на слово тем, кто якобы в ней бывал, и рисковать головой в обеспечение совершенно гипотетической для него истины.
А вот рискует же. Хотя для себя лично все, чего желал, давно получил. Ну взял бы плюнул на все, как Новиков, и свалил бы в Южное полушарие исследовать дельту Рио-де-ла-Платы или рельеф острова Тасмания. Так ведь нет, тянет лямку не самого первого в компании лидера.
Или… Понимает о себе гораздо больше, чем о нем — Шульгин.
— Ты, Дим, это… Не переживай. Прорвемся. Я когда в Англии буду, если живой, конечно, останусь, непременно решу вопрос, чтобы прикупить десяток квадратных миль на юге Новой Зеландии и соорудить там Нью-Валгаллу. На века. Независимо от конъюнктуры рынка. А ты у нас будешь генерал-капитаном колонии. Как?
Воронцов только усмехнулся. По своей последней морской должности старпома парохода совторгфлота Дмитрий разбирался в психологии недурно.
— Я вот что думаю, — сказал он, нервно затягиваясь сигаретой, которую по давней флотской привычке прятал в полусогнутой ладони, — может, нам опять Антона разыскать? Худо ли, хорошо, но он помогал, и если что сейчас случится…
— Никаких возражений, — улыбнулся Сашка. — В натуре-то, он прежде всего твой приятель. «Ведь это я привел его сюда, и вы его отдайте мне, ребята…» У тебя, кстати, и средство связи с ним имеется. Попробуй. Только не рассказывай ему ничего лишнего… Мы с тобой это дело перед прощанием еще раз перетрем в деталях.
Он вернулся к Сильвии, которая оживленно о чем-то болтала с Наташей и Ларисой. Но сначала подсел за столик к смакующему кофе гляссе с коньяком Олегу.
— Ты с Аграновым давно встречался?
— Третьего дня. Только так, мельком. Подробно общаться повода не было. Обстановка в РСФСР спокойная. Троцкий денег просит в качестве моральной компенсации за отказ от претензий на ДВР, а так нормально.
— Много просит? — из чистого любопытства поинтересовался Шульгин, поскольку проблем с выделением сколь угодно больших кредитов не было. Единственные ограничения — чтобы сумма не выглядела несуразно большой с точки зрения иностранных аналитиков и чтобы нынешний московский режим не стал чересчур финансово самостоятельным.
— Он бы хотел миллионов пятьсот. Беспроцентно и с рассрочкой лет на пятнадцать.
— Дать-то можно. Хотя это почти половина нынешнего годового денежного оборота Англии и вдвое больше, чем в Германии. Не жирно ли будет? Он что, собирается завтра коммунизм вводить?
— Не то чтобы коммунизм, но рассчитывает ударными темпами преодолеть разруху и начать военную реформу…
— Предложи ему сто, причем строго оговори целевое использование только на хозяйственное строительство. Не хватало, чтобы на наши деньги он боеспособную Красную армию создавал. Себе дороже выйдет. Но я об Агранове. Он как, по сторонам еще поглядывать не пытается?