— Так с чего начнем? — прервал его философические размышления Левашов. — Заказывай…
— Да я как-то и не соображу. Оно ведь все равно в принципе. Если только для истории, для мемуаров и некрологов… Не будешь же писать потом, что первым предметом, извлеченным из потустороннего континуума, оказалась бутылка виски «Джонни Уокер». Так что давай что-нибудь более идеологически выдержанное.
— Хорошо. Тогда я сразу начну свои проблемы решать. А то ведь я сейчас как инженер Смит на Таинственном острове. Отвертка — и та не своя…
Он начал, шевеля губами, как малограмотный при письме, набирать какие-то комбинации цифр, букв и иных знаков на клавиатуре. Внутри серебристых ящиков возникло и стало нарастать ровное трансформаторное гудение, между медными прутьями кубической конструкции, которая и являлась центральным элементом установки, заструилась голубоватая завеса ионизированного воздуха и начали проскакивать искры.
— Кожух надо будет поставить, — озабоченно сказал Левашов, — тут напряжение под сто киловольт…
Воронцов не заметил, как и что произошло, но в следующую секунду внутри камеры ниоткуда возник аккуратный, в красно-черном корпусе компьютер «Атари».
— Порядок, — сказал Левашов. — Теперь я подключу его вместо этого барахла, и дело пойдет…
И дело действительно пошло. Когда за окнами рассвело, уже не только Левашов, но и Воронцов наловчился управлять установкой почти свободно. Попутно Олег в доступной форме объяснил ему не только практическую, но и этическую сторону вопроса.
— По сути можно было бы и не возиться. Тот же эффект достигается и напрямую. Я бы мог организовать совмещение с любой точкой на Земле, к примеру — со складом готовой продукции той же «Сони». Заходи и бери, что нужно. Кстати, и размер камеры не лимитировали бы…
— Так в чем вопрос? Может, и вправду не стоило велосипед изобретать?
— Потому я об этике и заговорил. Это ведь уже будет кража или даже грабеж? Кому-то расплачиваться придется за наши дела, люди пострадают.
«Надо же, — подумал Воронцов, — у Олега еще и на нравственные размышления время остается». Сам он, честно сказать, этот аспект в виду не имел совершенно. Велика ли беда, если у классовых врагов позаимствовать кое-что? Тем более, что на общечеловеческое, в конце концов, дело. Он настолько уже ощущал себя участником пусть и не объявленной, но войны, что считал реквизицию необходимых для ее ведения средств вполне законной.
— А в твоем варианте откуда товар берется?
— В принципе оттуда же. Только подсказанная твоим приятелем схема, обнаружив нужный предмет, дублирует его, снимает копию на молекулярном уровне. И запоминает. Так что в дальнейшем копирование раз найденного изделия происходит автоматически. По мере надобности.
— Так это ж какой объем памяти нужен? Чтобы по молекулам запомнить один только компьютер?
Левашов усмехнулся.
— Тут совсем другие принципы.
Когда в мастерской появились Новиков с Шульгиным, подготовка к экспедиции была уже в полном разгаре.
Шульгин вошел первым, веселый и чем-то возбужденный, остановился на пороге, стряхивая капли дождя с потертой кожаной куртки, и вдруг замолчал, увидев установку, пол вокруг которой был завален ящиками, коробками, палатками, спальными мешками и прочими необходимыми в дальнем путешествии вещами.
— Так, — сказал он, оборачиваясь к Новикову. — Как видишь, они здесь времени не теряли. Судя по всему, решение принято без нас…
Подошел, сдвигая ногой в стороны мешающие ему предметы, прочел вслух надпись на ящике с консервами, поцокал языком.
— Ну и что тут у вас? Рог изобилия? Скатерть-самобранка? Полевой синтезатор «Мидас»? Или шкатулка Пандоры, наконец? — спросил он, демонстрируя сообразительность и умение оценивать обстановку. Правда, особых способностей и не требовалось, чтобы догадаться, что импортные товары двух десятков наименований и в таких количествах естественным образом в квартире среднего советского гражданина появиться не могут.
Левашов в двух словах ему все объяснил.
— Годится, — кивнул Шульгин. — Но желаю видеть лично. Блок сигарет «Данхилл» можешь?
— Прошу… — Олег, словно пианист-виртуоз, пробежал пальцами по кнопкам.
Шульгин повертел упаковку перед глазами, распечатал, вытащил сигарету и с сомнением закурил. При этом он, вдыхая дым, поднимал лицо кверху и прикрывал глаза. После третьей затяжки он кончил валять дурака и нормальным голосом сказал:
— Без обмана, разницы никакой…
А Воронцов в это время наблюдал за Новиковым. Тот отчего-то в разговоре не участвовал, смотрел на происходящее со смутной улыбкой, будто его здесь вообще ничего не касалось. И поводов для ажиотажа он не видел.
И с неожиданным раздражением Воронцов подумал, что слишком все здесь похоже на провинциальный театр. Каждый не живет, а старательно исполняет раз навсегда избранное амплуа. И вдобавок переигрывает. Чтобы зритель, упаси бог, не перепутал, кто есть кто. Нормальный, без затей, человек никогда не следит за каждым своим словом и жестом, он может и глупость сказать, и повести себя неадекватно… А эти ребята — нет. Самоконтроль — как раковина у рака-отшельника.
Он подошел к Новикову и спросил, чем он так озабочен.
— Я просто просчитываю, сколько и чего нам еще потребуется по максимуму. На случай, если в ближайшее время нам не удастся вернуться.
— По максимуму нам нужно практически все, что бывает на свете. А вот на полгода автономного плавания потребность рассчитать стоит.
И тут же переменил тему, спросил, не произошло ли за минувшие сутки с ним или Шульгиным чего-нибудь необычного, что можно истолковать в известном смысле.
— Нет. Насколько я могу судить — ничего. С Сашкой — тоже…
— Вот и слава богу. Возможно, они нас пока потеряли. Но отрываться пришлось с боем.
Выслушав рассказ об эпизоде в метро, Новиков только покрутил головой, не выразив вслух своего отношения. И Воронцов не стал дальше развивать тему, тем более, что Левашов громко сообщил, что готов к выходу на режим перехода.
…И вот снова открылась дверь из московской квартиры в иной мир, неизвестно где расположенный, в сотнях световых лет или нескольких миллиметрах от нашего мира, и оттуда задувал теплый, пахнущий цветами и лесом ветер, и в пасмурной мастерской сиял луч чужого жаркого солнца. Олег перегнулся через край рамки и коснулся рукой густой зеленой травы на той стороне.
Пересечь границу и ступить на почву чужой планеты довольно долго никто не решался. Все четверо стояли и смотрели, не говоря ни слова. Войдешь туда, а дверь вдруг захлопнется, и где тогда искать обратный путь? Армстронгу на Луне было, наверное, все-таки проще…
Первым проявил решимость Шульгин. Он переступил черту и замер на расстоянии вытянутой руки, по колено в густой траве. Где он был в этот момент?