— Дайте сначала я. Взгляну, что там и как.
— Да хватит тебе джеймсбондовщину разводить, — почти зло бросил ему Левашов. — Пусть Борис, тут по его специальности.
Темнота в шахте была абсолютная. Но когда Корнеев направил в нее раструб детектора, прибор показал на глубине четырех метров сплошное металлическое препятствие.
— Свети… — скомандовал он Айеру.
Действительно, снизу цилиндрическая камера перекрывалась черной, слегка вогнутой плитой. Но в боковых стенках имелись три симметричных овальных окна, из которых тянуло теплым, странно пахнущим воздухом.
— Ну что, попробуем? — спросил Корнеев.
Шульгин кивнул Левашову, у которого на поясе висел второй моток шнура. Олег отмерил десяток метров, поискал глазами, за что б закрепить конец. Ничего подходящего в поле зрения не попадалось.
— Да перекинь через плечо, и все. Удержишь. Мне только попробовать — если дно не провалится, просто спрыгнете, а я приму.
— Еще и вылезать придется…
— Это как раз вряд ли. При любом раскладе…
Левашов сообразил, что Сашка прав. План действий предполагал совсем другой способ возвращения.
Овальные окна выходили на кольцевую площадку, окружавшую ствол шахты. С нее открывался вид на весь внутренний объем станции. Зрелище было впечатляющее.
Весь гигантский барабан, более чем стометрового диаметра и пятидесятиметровой высоты, оказался практически пустым.
То есть, конечно, кое-какая начинка в нем была. Сверху вниз проходили разной толщины колонны, некоторые глухие, а некоторые прозрачные, наполненные фиолетовым мерцающим светом, к стенам крепились какие-то фигурные многогранники, ярусами спускались застекленные и открытые галереи, на самом дне отсвечивали белым четыре ребристые полусферы, а между ними зеленели не то газоны, не то заросшие тиной пруды, разделенные причудливым геометрическим узором будто бы дорожек. И освещал все это неприятный, но довольно яркий сиреневый свет.
— Ну и что с этого будет, Беня? — ни к кому не обращаясь, спросил Шульгин.
Корнеев не понял, какого именно Беню имеет в виду Шульгин, но в интонации разобрался правильно.
— Вот. Как раз для нас приготовлено, — он показал на подходящую снизу к площадке гофрированную трубу, похожую на противогазную, но диаметром не меньше двух метров.
Изгибаясь, она уходила к внутренней стене станции и, насколько было видно, с небольшим наклоном спускалась к крыше верхней галереи.
— Пойдем по ней. Снизу нас не увидеть, черных на черном фоне. Высоты никто не боится? — спросил Корнеев, будто забыв, каким образом Шульгин с Левашовым попали на крышу. Впрочем, он мог учитывать, что подъем по стене и ходьба без опоры над пропастью — несколько разные вещи. Левашов промолчал, а Шульгин возмущенно фыркнул.
— Тела Новикова и Берестина должны находиться в одной из тех полусфер, — сказал Айер. Ему, как профессиональному штурману, был доверен индикатор направления, настроенный на фоновые излучения мозга каждого из пленников.
— Языка бы… — мечтательно сказал Шульгин. — Оно вернее, чем ваша техника.
— Снаряжение лучше оставить здесь, — не обратив внимания на его слова, предложил Корнеев. — Кроме бомбы, нам больше ничего не понадобится.
Он был прав. Оставалось всего лишь доставить бомбу вниз, к основанию капсулы, в которой заключены материальные оболочки друзей, и включить взрыватель.
— Ну, раз уж мы пришли к этому разговору, тогда слушайте, — сказал Антон, пригласив их всех в свой рабочий кабинет, или, вернее сказать, центральный пост управления операцией. — Безусловно, вы имеете право обвинять меня сейчас в чем угодно: и в цинизме, и в жестокости по отношению к вам и к вашим товарищам, попавшим в плен… Я вполне вас понимаю. И не обижаюсь. На твой жест тоже… — он вновь слегка улыбнулся Шульгину, и все увидели, что губы у него совершенно целые, будто и не промокал он только что обильно сочащуюся алую кровь.
«Вот регенерация! — с завистью подумал Сашка, — а там ведь не только ссадины на слизистой, там и зубов пара-тройка вылететь должна…»
— Но я, по-моему, все довольно подробно изложил Воронцову. И тогда, при нашей с ним первой встрече, и позже… — продолжал Антон. — И считал, что в общем мы сошлись во мнениях. Видимо, я переоценил свои возможности популяризатора. Или ваша позиция изменилась. Так?
— Не знаю, как вы там с Воронцовым сговаривались, но нас с ребятами ты подставил капитально. Мы тебе что — белые наемники? Или эти, сипаи?
В тот раз Шульгин впервые заявил себя на роль лидера и обозначил расстановку сил, как сам ее понимал. Он, Левашов и девушки, включая Альбу — одна группа, которую он и счел возможным возглавить. Корнеев и Айер — нейтралы, не могущие претендовать на самостоятельную политику, Воронцов, представляющий лишь самого себя, и — Антон.
И манеру поведения он избрал резкую, почти грубую, что тоже произвело впечатление на всех, кроме Левашова.
— В общем, пока мы Андрея с Лешкой оттуда не вытащим, никаких дел у нас с тобой не будет. Уяснил?
— Об этом мы и будем говорить. Разумеется, мы их вернем, как принято говорить — в целости и сохранности. Своих друзей мы в беде не оставляем. Да и о беде здесь говорить вряд ли стоит. Новиков и Берестин сейчас вполне довольны своим положением, вы в этом убедитесь. Такого приключения почти никому из людей пережить не удавалось, можете мне поверить. Я помог им реализовать самые их смелые и невероятные желания…
Продемонстрировав на огромном трехмерном экране встречу Новикова с Берестиным в кремлевском кабинете, Антон продолжал:
— Как я уже говорил Дмитрию, в нашей так называемой «войне» мы избегаем прямых насильственных действий. Скорее напрашивается аналогия с шахматной партией.
— Надо же, мы дураки-дураки, а до того же самого додумались… — подмигнул Шульгин Ирине, намекая на «Гамбит бубновой дамы».
— Шахматы, конечно, не ваши, а многомерные, миллионноклеточные, с тысячами фигур и особыми правилами, но тем не менее… — Вид у Антона стал совсем простецкий, словно у пионерского вожатого из фильмов пятидесятых годов, беседующего с трудными, но в душе положительными подростками. — Случаются иногда и жертвы, но не как правило; несчастный случай на производстве, а не злой умысел. А в данной кампании стратегическая ситуация складывается так… — На экране возникла сложная графическая схема. — Наш противник, как вам известно, существует во вселенной с противоположным темпоральным знаком. Эта ситуация их не устраивает, хотя бы потому, что без специальных, очень сложных ухищрений в наш мир они проникать не могут. А любая автаркия ведет к застою и упадку. Даже если осуществляется в масштабах галактики. Поэтому они приняли решение — очень, кстати, нетривиальное — осуществить инверсию своего времени в достаточно больших масштабах и через созданный, скажем так, шлюз выйти в нормальную, нашу с вами вселенную. По ряду причин такое решение не устраивает нас. Но об этом позже. Вас указанное решение должно устраивать еще меньше, поскольку Земле отводится роль одновременно и «шлюза» и тет-де-пона…