Она остановилась, посмотрела внимательно в его лицо. Он тоже смотрел на нее спокойно и молча ждал ответа.
— Что, тоска? — спросила Ирина. — Подруга не пришла?
— Не в подруге дело.
— Тогда хуже. Тоска без причины. Это мне знакомо. — Она подошла к парапету, заглянула вниз, на темную поблескивающую воду. Минуту или две оба молчали.
— Что вы курите? — спросила Ирина, давая ему повод продолжить беседу.
— «Вавель».
— Не слышала. Польские?
— Да, краковские. Неплохие. Составите компанию?
Она не курила, не находя в этой земной привычке никакого удовольствия, но дым пускать научилась, чтобы и тут не выделяться.
Сколько-то времени они молча курили, исподволь поглядывая друг на друга. Потом она спросила:
— А вы не туда, случайно, собрались? — показав на реку.
— Нет. Вот это — нет. Тут я с Джеком не согласен.
— Каким Джеком? — не поняла она.
— С Джеком Лондоном. В этом вопросе мы с ним резко расходимся.
Еще помолчали. Ирина даже начала испытывать легкое раздражение: обычно при встрече с ней молодые люди, стараясь произвести впечатление, болтали без перерыва.
— У всех сложности, — сказала она. — Даже сейчас: заговорила с совершенно незнакомым человеком, а у него тоже какие-то жуткие проблемы и мировая скорбь. Разве нет?
— А что вы хотите? Оригинальность в мыслях и чувствах встречается еще реже, чем в поступках.
— Пожалуй, — кивнула она. Спросила: — Вы женаты?
— А разве похоже?
Так они несколько минут перебрасывались ничего не значащими фразами, потом парень замолчал, выдержал длинную паузу и сказал:
— Конечно, нет.
— Что — «нет»? — удивилась Ирина.
— Я прокрутил до конца наш возможный диалог и ответил на вашу последнюю реплику. Вы должны были сказать: «Как я понимаю, нам сегодня не следует знакомиться…» Я с вами согласился.
Ирина впервые посмотрела на него с подлинным интересом и уважением. Действительно, нечто подобное она имела в виду сказать в заключение этой необычной встречи, и не так уж на поверхности это лежало.
— Вы ученик Вольфа Мессинга?
— Нет, я просто психолог. Поэтому считаю, что нам нужно перейти на «ты» и не знакомиться как можно дольше. Мы с тобой люди одной серии…
— Что это значит?
— Видишь ли, набор психотипов человека довольно ограничен. Как есть четыре темперамента, так существует примерно три десятка основных психотипов. Остальные различия между людьми определяются разницей в возрасте, воспитании, опыте, эрудиции, национальности… Если совпадает психотип, а также и темперамент, возраст, культурный уровень, то можно говорить об одной и той же серии. Как бывают серийные корабли или самолеты.
— Или автомобили, — добавила Ирина.
— Нет, автомобили — это слишком массовое производство, в них почти нет индивидуальности. А вот корабли одной серии все одинаковые — и все чуть-чуть разные. У каждого своя судьба… — Он увлекся разговором и в подтверждение своей мысли привел несколько примеров из жизни эсминцев серии «Новик».
— Это все ты сам придумал? — спросила Ирина, имея в виду жизнь людей, а не кораблей.
— Да, это моя теория. Непризнанная, конечно. Корифеи говорят — слишком механистическая и метафизическая.
Незаметно для обоих они уже перешли мост и поднимались вверх, к площади Ногина.
— На улице я тебя днем не узнаю, если встретимся, — сказала она.
— Это и к лучшему. Хорошо, когда в жизни появляется что-то не до конца понятное. А то как у всех… поболтались бы сейчас по улицам, зашли куда-нибудь выпить сухого или, лучше, шампанского, потом завернули бы к тебе или ко мне, — медленно рассуждал он вслух. — Только нема в том ниякего сенсу…
— То пан стучно мувит, нема сенсу, — согласилась Ирина.
— О! Пани розмовляет по-польску! — восхитился он.
«Пани розмовляет на любом языке», — подумала она, но ответила только:
— То есть так.
И дальше они продолжают разговор на польском. Акцент у него ужасный, но говорит он вполне свободно и даже изысканно, как старый варшавяк.
— Вот видишь, моя теория блестяще подтвердилась в первые же полчаса, а они говорят — лженаука, профанация! — веселится ее странный собеседник, но, к удивлению Ирины, совсем не пытается узнать, откуда она знает язык, хотя за эту тему он мог бы зацепиться, наговорить комплиментов ей и заодно себе, вообще использовать удобный случай что-нибудь про нее выведать.
Часа два они бродили по улицам, старательно избегая всего, что могло показаться банальностью в словах и поступках. И даже когда он, забывшись, предложил проводить ее, она со смехом отказалась. Не позволила и в троллейбус посадить.
— Нет, прямо вот сейчас расстанемся. Я направо, ты налево. А если хочешь, встретимся через три дня в то же время на том же месте. Будет хоть что-то необычное в жизни…
— Пусть так. Только вот еще — если один из нас не появится, считаем, что он умер. И оставшийся устроит ему поминки и закажет панихиду. В костеле…
— Это как-то уж слишком мрачно. Но я обещаю: если буду в состоянии двигаться — приду. Или любым способом дам о себе знать…
— И я. Слово шляхтича!
Ирина протянула ему руку, и он галантно коснулся ее губами.
…Она возвращалась домой, и впервые за последнее время ей было как-то необычно хорошо. Чего скрывать, этот парень ей просто понравился. Она знала, что следующей встречи будет ждать с нетерпением. С улыбкой вспомнила: когда они вошли в полосу света и он увидел ее лицо, то явно был поражен, но мгновенно взял себя в руки. Что ж, в список его достоинств смело можно записать еще и немалую выдержку. Кто бы на его месте, увидев, с какой немыслимой красавицей (она объективно оценивала свою внешность) свела его судьба, смог бы так тонко не придать этому никакого значения?
…И на это отдаленное от предыдущих многими годами свидание он появился с обычной точностью. Едва Ирина вышла на условленное место, рядом затормозило такси, из него выскочил Андрей. Щелкнул дверцей, и машина сразу же исчезла в снежной мути, а он, оглянувшись, увидел ее, и по лицу его Ирина поняла, что он не лицемерил по телефону, а действительно с нетерпением и радостью готовился к встрече.
Новиков обнял ее за плечи, коснулся губами ледяной щеки; чуть невсерьез, как бы подчиняясь протоколу, подал гвоздики в целлофане — два белых и три красных цветка; и они заскользили вниз по бульвару, по раскатанным ледяным дорожкам.
У ворот дома она чуть не упала, он подхватил ее, на мгновение прижал к себе, и у нее по-старому замерло сердце.
В прихожей он помог снять ей дубленку, теперь уже при ярком свете всмотрелся в ее лицо.