Так и получилось. Утром ротмистр, сияя, как новый пятак, по случаю трехдневного освобождения от тренировок, появился в своей палатке. До обеда валялся на койке, а на обеде рассказывал всем желающим, что стукнулся здорово, и минут пятнадцать ничего не соображал. Однако оклемался быстро.«И вот, господа, какое везенье, по скольким камням прокатило – а хоть бы что! Точно такой случай был на Западном фронте. Там у корнета Савкина снаряд прямо под брюхом коня разорвался. Мы его с дерева снимали. Нет, не коня, самого Савкина. И в чем весь цирк? Сам целехонек, а штаны и гимнастерка – фьить! Исключительно в одних подштанниках висел!»
– И вы мне снова станете говорить, что никаких чудес? – спросил у Басманова Сугорин, когда они отошли от жизнерадостного ротмистра. – Голову на отсечение – всмятку разбился Барабашов. Я же своими глазами видел, какой он был, когда сержант его в машину укладывал. Покойник натуральный, руки и ноги болтались, шея свернута. Будто я покойника от контуженного не отличу…
– Ну и что? – отмахнулся Басманов. – Чего только сгоряча не померещится. Но вот же он, покойник, живехонек! Хотите сказать, у наших отцов-командиров еще и живая вода имеется? Ну и слава Богу. Хотел бы верить. Глядишь, и нас с вами сбрызнут при случае… Тьфу-тьфу-тьфу! – Басманов сплюнул через плечо три раза и перекрестился.
– В этом смысле оно, безусловно, так, – согласился Сугорин. – Однако удивляюсь вашему… э-э, некритическому подходу к действительности. Не знаю, что там дальше будет, но предпочитаю заблаговременно составить собственное мнение. Глядишь, настанет момент, когда и пригодится…
– Нет, полковник, вы что, действительно считаете этих господ… Кем? Чародеями, колдунами, в самом деле гостями из будущих времен или, как говорил я в прошлый раз, в шутку, разумеется, замаскированными атлантами?
– Не знаю… Не знаю… А в том, что дело здесь нечисто, уверен на все сто. Наблюдайте, Михаил Федорович, может, и вам что-то откроется.
…Наконец Шульгин с Берестиным признали, что для начала, пожалуй, хватит. Если против настоящих профессионалов конца века посылать свою гвардию было бы и рановато (впрочем, еще как сказать), то против не только Красной, а и вообще любой армии нынешнего мира – запросто. Вооружение плюс боевая подготовка делали их силой, противопоставить которой на Земле было некого и нечего.
Да и на вид бывшие белые офицеры разительно изменились. Специфические тренировки привили им совершенно иную осанку, походка стала пружинисто-скользящей, движения вне боя – замедленно-плавными, рациональными в каждом жесте, даже рисунок мышц стал другим, чем у спортсменов начала века. И лица тоже поменялись – дочерна загорели под средиземноморским солнцем, скулы обтянулись, взгляд приобрел постоянную настороженность, цепкость, и вообще в каждом отчетливо проявилось нечто волчье. Сдержанной мимикой, короткими улыбками, массой неуловимых деталей почти каждый напоминал героев тех самых боевиков, что с таким удовольствием смотрели. Новиков даже занес этот факт в свой дневник. В батальоне теперь можно было найти аналоги Юла Бриннера, Стива Мак-Куина, Сталлоне, других мастеров стрельбы и мордобоя. Феномен вполне понятный: когда в 62-м по экранам прошла «Великолепная семерка», уже через неделю пол-Союза ходило, одевалось и стриглось «под Криса»…
Стиль речи у офицеров и то стал не совсем русским – сказалось общение с инструкторами, да и Шульгин с товарищами разговаривал на совсем не чеховско-бунинском языке.
Проходя перед выстроенным для последнего смотра батальоном, Воронцов тихо сказал Новикову:
– Правильно я Антону ответил – что мне твои роботы, и пострашнее роботов найдутся… Не боишься таких в Россию запускать?
– Уж как-нибудь! Не опаснее Тухачевских, Бела Кунов и прочих латышских стрелков. Небось русских детей и стариков шашками рубать и газами травить не будут. Ну может, шомполами поучат кой-кого, так у «АКМ» шомпола короткие. А на фронте… Как говаривали мы с товарищем Сталиным – «Нэмци хатэли получить истрэбитэльную войну – они ее получат…»
– Смотри, командир, мое дело морское.
Объявив об окончании курса первоначальной подготовки – по строю прокатился легкий шум, не то удивленный, не то радостный, – Берестин добавил, что вместо приема присяги каждому будет предложено подписать контракт. И тут же оный зачитал. На слух Басманов воспринял его как вполне подходящий. Срок службы – один год с возможным, но не гарантированным продлением. Плата за службу – по должности, но и для «рядовых» – по любым меркам генеральская, плюс доплата за последний чин в русской армии. Множество всяческих льгот, включая выходное пособие после окончания службы и бесплатный проезд в любую точку земного шара. Страховка на случай ранения или смерти. И даже право не выполнять приказ, противоречащий обычаям ведения войны и принципам офицерской чести. На фоне всего этого вполне невинным выглядел пункт: «Обязуюсь и даю слово чести служить в любом указанном командованием месте, стойко переносить тяготы и лишения. В случае нарушения любого из пунктов контракта и совершения поступков, противоречащих его духу и букве, подлежу немедленному увольнению без пенсии и вышеперечисленных льгот и вознаграждений».
Учитывая размер жалованья и прочие блага, волонтеры сочли этот пункт вполне справедливым.
Затем Шульгин вручил каждому форменные береты. Он все-таки решил не заниматься плагиатом и цвет выбрал, ни в одном роде спецвойск не используемый – светло-шоколадный с трехцветным эмалевым щитком-кокардой.
И наконец, в ознаменование торжественного события был дан банкет. В ресторанном зале первого класса на пароходе, в полном составе волонтеров, «хозяев» и «пассажиров», к которым Басманов отнес женщин и еще каких-то непонятных людей в штатском, немолодых, «профессорского» вида. Но, конечно, главными здесь были дамы! До этого вечера офицерам лишь изредка удавалось видеть их соблазнительные фигуры, когда они прогуливались по солнечной и шлюпочной палубам да время от времени катались на яхте в примыкающей к лагерю бухте.
В такие моменты все имеющиеся бинокли, прицелы и прочая оптика без специальной команды безошибочно захватывали цель и сопровождали ее до последней возможности.
В довершение всего каждый офицер получил от «фирмы» сюрприз – полный комплект российской парадной формы. Так что вечером зал, и без того роскошно убранный, сверкал золотыми и серебряными эполетами, погонами, аксельбантами, поскрипывал сторублевыми шуваловскими сапогами, звенел шпорами, словно Георгиевский зал Зимнего дворца в дни царских приемов.
Женщины же, очаровательные сами по себе и стократ – для офицеров, вообще не видевших приличных дам целую вечность, одетые в сногсшибательные туалеты, эффектно причесанные и талантливо накрашенные, имели успех, какого никто из них, за исключением разве Сильвии, и представить себе не мог.
Не зря они разучивали соответствующие времени танцы! Сказал бы кто той же Наталье Андреевне, что за один только вечер ее будут приглашать на вальс и мазурку природные графы, бароны, один настоящий князь Рюриковой крови лейб-гвардии драгунского полка, ротмистр Стригин, флигель-адъютант Его Величества!