И, очевидно, получилось это у него хорошо, поскольку Татьяна сразу не только ответила на поцелуй, но и прижалась к нему всем телом так, что иных подтверждений больше и не требовалось.
Оторвавшись от губ Сергея, она снова посмотрела на него с сомнением. Но уже другого рода.
— Хорошо, Арсений. Пусть я дурой сейчас выгляжу, но я поеду с тобой. И будь что будет. Не сложится — будем считать, что на экскурсию в Москву съездила.
Они вернулись, и проницательная Марина, которая, наверное, тоже целовалась сейчас с капитаном, сказала:
— Договорились? Вот и слава богу. Желаю счастья, Танечка. А вы, Арсений, если вздумаете ее обидеть…
Совершенно идиллическая сцена из пьес девятнадцатого века.
— Тогда капитан Павел Кабанец вызовет меня на дуэль, — натянуто улыбаясь, поскольку улыбаться ему совсем не хотелось, ответил Тарханов.
— Непременно, — ответил капитан.
— Тебе не страшно? — спросила Татьяна, когда они спускались по лестнице к машине.
— Чего? — не понял Сергей.
— Всего. Нашей встречи, этого вот сражения. Сколько ты людей сегодня убил?
— Людей? Ни одного. Так, пострелял немного, бегали тут какие-то. Может, тебя сводить в один номерок, там мама с дочкой жили…
— Ох, ну извини, наверное, я и вправду не то говорю. А вот похожий на тебя юнкер, Сергей Тарханов, был очень милым мальчиком. Я даже сильно сомневалась, неужели из такого серьезный офицер получится.
И вдруг она неожиданно сильно схватила его за плечо, повернула к себе.
— Сергей, ну хватит дурака валять! Ты же Сергей! Твой друг проболтался. Сказал без задней мысли, что вы однокашники.
И что получается — один возраст, одно лицо, одно училище! Уж тот Сергей хоть раз бы, да упомянул, что вместе с ним двойник учится… Я понимаю, у вас могут быть свои служебные тайны. Но для меня-то… Неужели собираешься всю жизнь мне голову морочить?
— Все, Таня, все. Конечно, это я… Извини, так уж вышло. Не думал я, что встретимся. А увидел тебя и тут же по новой влюбился… Если б не то, что случилось, я б тебе признался, сегодня же. Посмеялись бы чуть… Понимаешь, работа у меня такая…
Татьяна снова припала к его груди. И целовала его уже по-другому.
— Наконец-то. Я и вправду не понимаю, что со мной происходит. Но теперь куда хочешь поеду. Но… Ты уверен, что это серьезно? А, да все равно… Только давай завернем ко мне, соберу кое-что…
…Торопливо бросая в дорожную сумку самые необходимые на первое время вещи (как бы уезжая в отпуск на неделю-другую), Татьяна все пыталась разобраться, что она делает и зачем. Сказать, что так уж она воспылала страстью к вновь встреченному другу, положа руку на сердце, она не могла.
Да, конечно, сентиментальные воспоминания…
Приятные встречи раз в неделю, а то и реже, однажды поездка на целых десять дней в Москву. Не такие уж бурные, но доставлявшие удовольствие и радость ночи. Печаль и слезы при последнем прощании. Он ее замуж не звал, да она бы и не согласилась, скорее всего.
В двадцать один год бросать яркий, праздничный Пятигорск, институт, ради того чтобы отправиться в богом забытый гарнизон на краю света? На такие подвиги она себя готовой не считала.
А что случилось сейчас? Насиделась в девках, потеряла всякую надежду устроить жизнь и кинулась в объятия бывшего любовника, стоило ему только намекнуть? Похоже, но не совсем.
Не зря ведь сердце защемило, как только она увидела его вечером в Цветнике. Всего только позавчера вечером… И две ночи потом почти не спала, все думала, получится с этим странным двойником что-то серьезнее курортной интрижки или нет? Впрочем, на интрижку она тоже была согласна. Хоть на несколько дней вновь почувствовать себя женщиной. Слишком отличался взгляд Сергея от того, каким обычно смотрели на нее мужики, прикидывая, удастся ли без хлопот затащить случайную знакомую в постель сегодня же…
И что, это достаточный повод, чтобы бросить все и мчаться за ним очертя голову? И что потом? Понять через неделю или месяц, что они совсем друг другу не подходят, и возвращаться домой навсегда разочарованной?
Да хоть бы и так! Если она сейчас передумает, останется дома (а эта мысль то и дело приходила ей в голову — остаться дома и обо всем забыть), то до конца дней будет терзаться упущенным шансом.
Вечная дилемма — что хуже: ждать и не дождаться или иметь и потерять?
Боясь передумать в последний момент, сняла трубку телефона. Станция уже вновь была включена. Набрала номер автоответчика в своей конторе и торопливо надиктовала заявление об отпуске. Мол, после всего пережитого не имею сил выйти завтра на работу, нуждаюсь в смене обстановки. Жалованье за отработанное время и отпускные прошу перечислить на банковский счет.
Вот и все. Она положила трубку на рычаг, в последний раз взглянула на себя в зеркало. Нет, она все-таки еще вполне ничего. И способна составить счастье мужчины, который этого заслуживает.
Потом позвонила матери, сказала, что у нее все в порядке, события ее не коснулись, а сейчас она на некоторое время уезжает. С друзьями, в Ставрополь, потом в Москву. Отдохнуть, развлечься.
Присела на дорожку и с решительным лицом направилась к выходу.
Тарханов ждал Татьяну около получаса, сидя в машине. Юнкер с автоматом, гордый возложенной на него миссией, а также и тем, что предстоит прокатиться на классном «Мерседесе» до Ставрополя, а потом минимум сутки оказаться вне внимания начальников, с доброй улыбкой прижимал кованым ботинком шею пленника к шерстяному коврику на полу.
Места между сиденьями не хватало, чтобы тот разместился там со всеми возможными в его положении удобствами.
— Юнкер, вас как зовут? — поинтересовался Тарханов.
— Исса Александрович.
— Фельдфебеля вы получите завтра же. Заслужили. Молодцом. Так и нужно начинать карьеру.
— Не совсем понял, — осторожно ответил Плиев.
— Чего же здесь понимать? У вас есть известные способности, возник определенный шанс, вы им мгновенно воспользовались, попали в поле зрения высших по отношению к вам и вашим непосредственным начальникам сил. Теперь…
— Спасибо, господин полковник, уже догадался.
— Господин полковник, может быть, вы и мне позволите сменить позу и разговаривать на равных? — раздался сдавленный голос из-под заднего сиденья.
— Свободно, — ответил Тарханов. Сейчас он был добрый. — Если ты, Фарид-бек, обещаешь себя вести скромно, то позволю. Юнкер, уберите ногу.
Турок, курд, а может быть, и англичанин (Лоуренса Тарханов забыть не мог), выполз вверх, разминая пальцами шею.
— Заметил, чем мы друг от друга отличаемся? — добродушно спросил Тарханов. На самом деле, думая о Татьяне, он сейчас был готов возлюбить и всех остальных.