Суздалев смотрел на адмирала пронзительно-сочувствующим взглядом. Маркин подумал: «Не может же он знать о том, что случилось в „Славянской беседе“? Или — может? Как — другой вопрос. Но если действительно знает — я очень здорово проигрываю в этой партии».
— Да не затрудняйтесь вы так, Валентин, — с легкой улыбкой сказал Суздалев. — По своей нынешней специальности я обязан уметь читать в душах. В вашей, например, не располагая никакой специальной оперативной информацией, я прочел, что вы пребываете в легком смятении. Причина этому — встреча с Шульгиным. Так? Я с ним лично мало встречался, все больше с его старшим, как мне кажется, товарищем. Но в поле зрения держал, и мои сотрудники его очень хорошо узнали во время одной совместной операции.
Затем эти господа внезапно исчезли, вместе с «репортером», он же ваш протеже и почетный корветтен-капитан вашего флота — Ростокин. А поскольку вы не привыкли к настоящей тайной деятельности, на уровне подсознания, то выдаете себя примерно в той же мере, как вор, на котором горит шапка. Еще раз прошу прощения, но это выглядит именно так.
— Вы специально меня оскорбляете и провоцируете? — напрягся Маркин.
— Да ни в коем случае. Успокойтесь, Валентин Петрович. Вообразите, что сейчас происходит нормальная, спокойная беседа между столяром и плотником. Уловили? Вам ведь в своих должностях никогда не приходилось полировать тонкой шкуркой то, что успешно вытесано топором? Разумеется, построенные вами «избы» и «церкви» простоят сотни лет, а вот столик из красного дерева в кабинете митрополита или, что бывает полезнее, в спальне его келарши может и перевесить. Как считаете, Валентин Петрович?
— С такими сравнениями мы далеко зайдем, — насупился Маркин. — А в принципе вы правы. Успешно сотрудничать мы сможем, только если правильно и без возможности возникновения в будущем всяких обид и недоразумений распределим сферы ответственности, влияния и так далее. Не следует, чтобы мои и ваши люди пересекались на «одной делянке».
— Так я же с самого начала и подвожу вас к этой мысли, — улыбнулся Суздалев. — Никакого пересечения интересов. Только взаимодополнение. Хотите, я дам вам гарантию, что с завтрашнего утра ни один, вы понимаете, в буквальном смысле слова НИ ОДИН ЧЕЛОВЕК не поинтересуется деятельностью вашей службы? Как будто она вообще исчезнет из реестра государственных структур. При этом все предусмотренное бюджетом финансирование будет поступать неукоснительно, а любые экстраординарные заявки рассматриваться в первую очередь и приниматься без корректировок.
Как у нас в полку начальник артвооружения регулярно получал спирт в немыслимых количествах «для промывки фокусного расстояния прицелов». Друг-однокашник у него возглавлял корпусную службу маттехснабжения…
— Что-то мне кажется, я начинаю поступаться принципами, — грустно сказал Маркин и поднял свою рюмку с коньяком.
— Принципы нужно уметь вовремя доставать из кармана и вовремя прятать в карман, — сообщил Суздалев. — Не Христос ли сказал: «Я принес не мир, но меч»? Глупо держать в памяти заповедь «Не убий», отправляясь на войну.
Он со вкусом выцедил коньяк, посмотрел на коллегу веселыми глазами.
— А не вызвать ли нам автомобиль и не отправиться ли куда-нибудь? На Воробьевы горы хотите? Я там знаю одно совершенно приятное, а главное — приватное заведение. Хватит нам, действительно, терзать друг друга нудными антиномиями. Люди мы, в конце концов, или голые функции? Суббота для человека, а не человек для субботы. Так как?
— Ну, будь по-вашему. Давайте, вызывайте. Прежняя жизнь все равно кончилась, а новую нужно начинать весело…
А по дороге все-таки расскажете, как мы с вами планируем бороться с силами «не от мира сего».
Вечер и часть ночи Суздалев с Маркиным провели хорошо. Даже на удивление хорошо. С застекленной от потолка до пола галереи седьмого этажа, разгороженной на уютные кабинеты для любящих приватность господ, чудесно видно было празднично иллюминированное Бульварное кольцо. За ним высились подсвеченные прожекторами Кремлевские башни и гигантская елка на Манежной площади.
Отодвинув штору с обращенной внутрь громадного общего зала односторонне прозрачной стены, можно было наслаждаться со вкусом составленной концертной программой. Выбор блюд превосходил самые смелые мечты Лукулла. А главное — до полуночи оба собеседника твердо выдерживали условие — ни слова о делах. Каких бы то ни было. Можно было вспоминать боевую молодость, говорить о женщинах, травить анекдоты, то есть развлекаться самым беспринципным образом. А этого у всех было в избытке.
Суздалев рассказывал, как в составе отряда речных канонерок под убийственным огнем с береговых фортов прорывался вверх по реке Хуань-Пу, как они заняли, наконец, Нанкин и как ему, тогда еще в капитанском чине, лично Император Пу-И-дзи, вновь посаженный на престол Поднебесной двумя десантными ротами, вручал орден «Восьми Золотых драконов».
Раритетная вещица, извлеченная из сундука прабабушки, императрицы Цы-Си. Не латунь и не томпак, чистое золото с серебром и рубиновая эмаль.
То, что территория возрожденной империи простиралась ровно на радиус полета тактических ракет с канонерки «Манджур», Пу-И не слишком заботило. Главное — зацепиться. Большой Северный Брат на полпути не бросит.
Так и случилось. С помощью срочно высаженного десантно-штурмового батальона, поддержанного тяжелым крейсером «Аскольд», владения Пу-И-дзи простерлись до Фучжоу, Уханя и Циндао. Но к личным впечатлениям Суздалева это уже отношения не имело. Получив вдобавок к ордену чин мандарина третьего ранга с пятью яшмовыми шариками на фуражке, он отбыл из Поднебесной для выполнения очередного задания.
Маркин, в свою очередь, увлеченный дружеской беседой, подробно доложил, все время пытаясь рисовать чертежи на салфетке, как в 2025 году он вышел за пределы Солнечной системы на подводной лодке «Барс», оснащенной вместо дизелей первым в мире хроноквантовым двигателем. Никаких других прототипов космических кораблей, способных противостоять вакууму и иным возможным опасностям, в России не существовало. Потом американцы, конечно, писали, что использовать подводную лодку для межзвездных перелетов придумали именно они, какой-то каперанг Гаррисон, или другой, несущественно. Но мы ведь знаем… Какие у них, на хрен, лодки? А уж двигатели…
— Я ведь даже и забыл, когда у меня выдавалось нечто подобное, — где-то во втором часу сообщил Суздалеву Маркин. — Похоже, я многое упустил в этой жизни…
Одетый в черные брюки и алый сюртук с золотыми шнурами официант к этому времени подал на стол десерт, кофе и ликеры.
— «Не оставляй добра на перекрестке этом, к нему возврата нет, об этом не забудь», — процитировал Георгий Михайлович. — Наши с тобой боевые и трудовые заслуги кто-нибудь когда-нибудь вспомнит? Клянусь, что нет. Похоронят, стрельнут три раза в воздух холостыми и на следующий день, мучась с похмелья после поминок, вернутся к текущим делам. И все для нас в этом мире кончится. Совсем. Так что выпивай, Валентин, и закусывай и хоть сегодня не думай о всяких глупостях. Девочек в кабинет вызывать вроде и не по чину нам с тобой, а вот того скрипача — отчего бы и нет? Пусть нам персонально из Сарасате что-то изобразит… А мы будем слушать и время от времени промокать платочками уголки глаз. Вполне в образе подгулявших купцов получится.