В этой «авантюре» ничего выдающегося не было для человека, знающего «неслучившееся прошлое» и «условное будущее». Любой толковый офицер в наше время понимает, что двести хорошо подготовленных и вооруженных автоматическим оружием рейнджеров за полчаса способны практически без потерь перебить восемьсот вражеских солдат, захваченных врасплох, малограмотных во всех смыслах, то есть неспособных оценивать обстановку и принимать хоть какие-то решения, кроме диктуемых спинным мозгом. Особенно ночью. По ночам не воевали даже немцы вплоть до сорок второго года.
Старые винтовки, ровесницы нашей «мосинки» — тоже не оружие в скоротечном ближнем бою.
Не говоря о Каховском сражении, где дивизия корниловцев и батальон Басманова днем в открытом поле разбили целую армию красных, в анналах истории имеются примеры взятия немецкими десантниками форта Эбен-Эмаэль и Крита, японцами — Сингапура. Сингапур, кстати, англичане считали действительно неприступной крепостью, многократно более мощной, чем Севастополь и Порт-Артур (которые, к слову, оборонялись почти по году), но позорно сдали его через неделю. Как и французы свою «линию Мажино».
В начале «настоящей» Отечественной немецкие штурмовые отряды тоже ухитрялись захватывать стратегические мосты и укрепрайоны смешными, по сравнению с обороняющимися, силами.
Сидя на выступе плоского камня под прикрытием густого местного кустарника, Шульгин, подсвечивая фонариком, указывал Гришину на карте:
— Смотри, вот очередная наша фишка. В течение трех-четырех часов максимум, когда рассветет, франкисты из Уэски начнут, по моим предположениям, выдвигаться на помощь своему гибнущему (уже погибшему, на самом деле) батальону…
— Простите, Григорий Петрович, а если не начнут? Вы знаете лично начальника ихнего гарнизона? Что он за командир? Вдруг предпочтет занять оборону, плюнув на своих? В тепле, в каменных зданиях, под прикрытием артиллерии. Зачем ему лезть черт-те куда в такую погоду, без знания обстановки? Это же испанцы. Может, дозор вышлет, а то и скажет — отступайте, как сумеете!
— И так может случиться, — согласился Шульгин. — На этот случай предусмотрен другой вариант. Одним испанским взводом наши будут до последнего имитировать бой, подожгут все, что можно, из трофейных пушек начнут обстрел окраин города, а немцы с итальянцами втихаря обойдут Уэску и, изображая подход резервов, атакуют франкистов с тыла, имея целью прежде всего штабы и пункты боепитания. При тамошней топографии и архитектуре у обороняющихся минусов больше, чем плюсов…
Шульгин знал, о чем говорил. Компьютерно моделируя все этапы операции, он убедился, что засев в прочных, на вид неприступных средневековых зданиях, мятежники полностью потеряют контроль над городом. Узкие, двух-трехметровой ширины улицы, окруженные сплошными стенами домов и каменными заборами, легко блокируются с перекрестков пулеметами, после чего любая возможность вылазок обречена на провал. Эти города и городки на Пиренеях строились в расчете на оборону в реалиях XIII–XIV века. Тогда действительно несколько воинов с мечами и алебардами, прикрываясь щитами, могли полдня отмахиваться от каких-нибудь сарацинов или мавров в устье каменной кишки, а их жены и дети из окон и с крыш лили на головы врагов кипяток, расплавленную смолу, швыряли камни и черепицу. А тем и бежать некуда, и укрыться негде.
Теперь же все наоборот. Невозможно, поодиночке выскакивая из дверей, по-прежнему узких, за короткое время собрать приличную группу, способную атаковать вдоль каменной щели, где не только прицельные, но и шальные, рикошетные пули находят свою цель. В чистом поле развернутой цепью можно пробежать живым сотню метров до вражеских позиций и сцепиться врукопашную, а здесь — никак!
— Пока ребята будут блокировать город, позволив гарнизону оттянуться в самую укрепленную и неприступную его часть, Громов и Сиснерос [20] ударят по обозначенным ракетами объектам всеми своими «СБ» и «Потезами».
— Что это даст нам? — практично поинтересовался Гришин, которому вопросы большой стратегии были не слишком интересны и понятны.
— Единственно — безопасность. Мы с вами фактически не существуем, разве что в сознании нескольких человек, случайно задумавшихся, что там за люди крутились вокруг штаба Главного советника. Да и то сомневаюсь, что на фоне прочего мы привлекли отдельное внимание. Запомните, Роман, еще Честертон писал: «Где умный человек прячет камешек? На морском берегу. А где умный человек прячет лист? В лесу…»
Совершенно неожиданно старший лейтенант проявил несовместимую с возрастом и должностью эрудицию:
— Если нет леса, он его сажает. И, если ему нужно спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес…
Шульгин, вспомнив свою молодость, шестьдесят восьмой год и букинистический магазин рядом с Политехническим музеем, изобразил аплодисменты, не сводя, впрочем, ладони.
— Поражен вашей эрудицией, Роман. Что ли в советской неполной средней школе почитывали?
Гришин или не понял, или пропустил мимо ушей иронию, прозвучавшую в голосе большого начальника.
— Да нет, Григорий Петрович. Когда мы стояли в Карши в тридцать первом, там у единственного русского человека, деда лет шестидесяти, бывшего акцизного чиновника, попался мне толстый том Честертона. И за неимением ничего иного я его за год почти наизусть выучил. Умнейшая книга…
— Точно как «Справочник Гименея» О. Генри, — рассмеялся Шульгин.
— О. Генри? Никогда не слышал…
Вот главное зло несистематического образования и случайной эрудиции.
— Вернемся живыми, дам почитать. Станешь ровно вдвое умнее.
Чекист усмехнулся — кто его знает, соглашаясь или наоборот.
Сашка чувствовал себя великолепно. Государственным деятелем уровня Молотова, а то и выше, быть, конечно, интересно, увлекательно, и с товарищем Сталиным на равных поиграть — тоже способствует самоуважению. Однако простым рейнджером — куда как лучше.
Сразу видно, что ты собой представляешь, помимо привходящих обстоятельств, сверхъестественных помощников и не тобой разработанных схем. Сейчас сидят рядом и вокруг молодые парни, лет на десять-пятнадцать моложе, а прикажет он, докурив сигарку, бежать дальше, до упора, до места, до крайнего предела сил — и побегут. А он, если обстановка потребует, сможет выходить в голову колонны, задавая направление и темп, возвращаться к арьергарду, подгоняя отстающих, взять у самых слабых автоматы, развешав их по плечам, по два-три на каждое, и опять вперед. Сил хватит, он это знал.
— А все-таки, Григорий Петрович, в чем заключается наша задача? Я, после вас, старший здесь командир, хотелось бы знать. Всякие случайности бывают, и как тогда?
— Очень ты правильно сказал, Роман. Случаи, они всегда летают, словно пули. Одни под них подставиться рискнули, и ныне — кто в могиле, кто в почете. Дойдем до нужного места — все расскажу. А сейчас — общий подъем! Бегом — марш!