— Не до того было.
— Жаль, но бог с ним. Думаю, тоже не больше полусотни, ну — сотня. А главные силы у Селижарова?
— Княжна сказала — у Ржева. У Селижарова их, получается, рейдирующий отряд перехватил…
— Так это совсем другой разговор! Нечего, княже, мандражить. От Ржева, если туменом, даже тысячей идти (книжки Яна и Чивилихина мы читали), по этим дорогам — трое суток минимум. Тумена у них не наберется, сотню или две мы с тобой удержим, скорее — просто раздолбаем. Акинф твой чем располагает?
— Броневик «П-30», на нем двухдюймовая пушка, тридцать шрапнелей, еще пулемет. Стоит перед деревянным мостом, грузоподъемностью до пятисот пудов, берега речки заболоченные, для кавалерии труднопроходимые…
— Что ж ты горюешь, князь? — Шульгин только что не смеялся. Положение на самом деле отнюдь не критическое. — «П-30» — это что? Никогда не слышал. ТТХ [74] какие?
— Новгородского производства. Броня — пятилинейная, мотор керосиновый, сорок лошадиных сил. Скорость до пятидесяти верст по твердому грунту. Запас хода двести верст. Про вооружения я уже сказал. Приличная машина. У Ливонского ордена, конечно, помощнее техника, у них даже танки есть. Князь к ним за помощью обратился, так когда еще придут…
— Когда придут — это одно, а вот уйдут ли потом, — словно сам себе, сказал Шульгин. — Но сейчас у нас другие заботы.
Проблемы Ростокина Сашка понимал лучше, чем он сам.
Естественно, если один, растерян, любимая девушка внезапно повесилась на шею, а опыта боевого — стремящаяся к нулю величина, то сложно. У прототипа, подразумеваемого князя Игоря, он, возможно, и был, но ровно такой, как у автора, журналиста Ростокина, извлеченный из книжек писателей, которые сами вряд ли толком воевали.
Вот командир отряда спецназа генерала Галафеева поручик Лермонтов здесь был бы к месту, а ежели исходить из текста «Слова о полку Игореве», так лучше бы сразу князю отступать на Тверь. В целях минимизации потерь и уклонения от обвинения в государственной измене [75] . Поскольку ни стратегическим мышлением, ни нормальной тактической подготовкой указанный князь не отличался. Самому Ростокину в его благостное время приходилось, да и то лишь корреспондентом, участвовать в локальных заварушках по периметру цивилизованного мира.
Шульгин же — совсем другой экземпляр. Не говоря обо всем прочем, за ним опыт нескольких безнадежных, но все же выигранных сражений, и с врагом покруче нынешнего.
— Связь у тебя с монастырем есть?
— Да, полевым телефоном. — Игорь указал на деревянный ящик на подоконнике.
— Так звони. Десять человек немедленно сюда, и взрывчатки, какая найдется, килограмм двести пусть прихватят, патронов ящиков десять, снарядов для броневика, пулеметов штуки три. Монахов, которые в строй стать не могут, направить по городкам и селам, как князь писал, ополчение поднимать. И княжьим словом, и игуменским. Уловил идею?
— Уловил, Александр Иванович, сейчас и начну. Только зачем звонить, я сам туда сбегаю, на месте распорядиться лучше получится.
— Согласен. Здесь какое оружие есть? В доме?
— «Винчестер» вон, пехотных винтовок три штуки, ручной пулемет, гранат ящик, патронов прилично…
— И ты еще грустил? Вот так у нас все получится. — Шульгин показал Ростокину большой палец. — За княжну не беспокойся. Я врач, между прочим. До утра поспит, ты к тому времени вернешься. Если что не так пойдет, я ее выведу. Лодки на берегу есть?
— Много.
— Вот и ладненько. Беги. Все лишние лодки переправить на остров, одну, в крайности две, оставить да замаскировать. И слушай обстановку, без шума нас тут не возьмут, успеешь на помощь. Акинфу твоему какой-нибудь пароль есть, чтобы он меня признал и слушался?
Ростокин сказал. Показал, где оружие.
— Подожди, — окликнул его Шульгин, — чин твой как по-здешнему называется?
— Полковник. Должность — комендант оборонительного района. Безудельный князь…
— Чего ж так? — удивился Шульгин.
— Старшие братья, дядья уделом распорядились, да мне оно и легче.
— Ну да, самурай в чистом виде или странствующий рыцарь. А я здесь кто?
— По погонам — большой воевода, а при каком владетеле — не обозначено…
— Значит, тоже странствующий. Вот и сразимся с очередным драконом, глядишь, какой-нибудь удел обретем, сами станем вензеля раздавать…
Сашка понял, что Ростокин не до конца уловил ход его мысли и степень юмора. Наложенный сценарий и роль тормозят реакции исходной личности. А вообще Игорь был парнем очень сообразительным.
Князь, прихватив «винчестер», скрылся в дождевой мгле, Шульгин, нагруженный пулеметом типа «льюис», длинноствольной пятизарядной винтовкой, двумя патронными коробками через плечо и дерюжной гранатной сумкой, направился в противоположную сторону.
С Акинфом, водителем и башенным стрелком в одном лице, общий язык нашли сразу. Тот только спросил:
— Из каких краев будешь, воевода? Не наш и не Рязанский, не Черниговский, не Волынский даже…
— Из дальних. Есть за Диким полем Тмутараканское княжество. Тамошний я.
— Как же без дружины до этих краев добрался?
— Долгая сказка. Показывай свое хозяйство, думать будем, как вдвоем оборону держать…
Интересный мир придумал Ростокин. Наверное, в его двадцать первом веке тонкой деталировкой обстановки не увлекались, точнее — на совсем другие вещи он обращал внимание, а подробности — дело десятое. Все, что за рубежом двух предыдущих веков, — почти равноценно. Захотел повоевать с татаро-монголами в несколько более комфортных условиях, введя некоторые анахронизмы, ну и кто бы ему был судья, не заскочи сюда случайно придирчивый эксперт?
Броневик действительно был почти точной копией трехосных пушечных начала тридцатых годов нашего века, наверное, попавшихся Игорю на глаза в каком-то справочнике или фильме. И марка, кстати, «П-30»! Путиловский 1230-го? Или Путивльский? Да нет, он же новгородского розлива. Наверное, просто «пушечный».
Внутреннее устройство тоже соответствовало. Вполне рационально и работоспособно, значит, и вправду есть у Ростокина дар, приближающий его к Держателям, иначе получился бы в лучшем случае макет без начинки. Вообще здешняя мыслеформа очень устойчива и достоверна, даже вот сапоги за время ходьбы по сырой траве и лужам начали промокать.
Если, конечно, Игорь сам ее создал с нуля, а не получил в готовом виде от более продвинутых конструкторов. Трудно представить, чтобы в своих литературных этюдах он вдавался в такие тонкости, как изогнутая рукоятка затвора винтовки или дизайн приборной доски бронеавтомобиля.