Что ж, можно и так. Мы могли бы оказались поставленными в куда более жесткие рамки. Владетельный барон — он и на короля в определенных обстоятельствах плевать хотел, не то что на его визиря. Учитывая, конечно, каждый раз обстоятельства и соотношение сил.
Однако до чего же навострился механический разум в тонкостях человеческих взаимоотношений и субординаций разбираться!
— Согласны, — за нас обоих ответил Шульгин. Мнения Антона он не спрашивал, даже и не посмотрел в его сторону. — Ну и давай, если назвался, к камину и беседе нас пригласи…
— Не составит труда…
Арчибальд указал на стеновую панель между книжными шкафами. Присмотревшись, можно было различить узкую щель, очерчивающую контур потайной двери. Как-то прежде она не бросалась мне в глаза, а может быть, раньше там ее и не было.
В приличных замках так положено: на каждом шагу замаскированные двери, прозрачные изнутри зеркала, гобелены с дырками для подсматривания, акустические трубы для подслушивания, лестницы и переходы, по которым с равным успехом любовники могут навещать любовниц, а убийцы — жертв.
В нашем случае за дверью оказался типичный, в моем представлении, каминный зал рыцарского, а то и королевского замка, скорее английского, чем французского, века примерно пятнадцатого или даже четырнадцатого.
Аскетизма побольше, голые каменные стены украшены исключительно холодным оружием, щитами с геральдическими знаками неведомых кланов, железными, тронутыми ржавчиной держаками для факелов в простенках. Никаких ковров и прочих излишеств. Грубая, массивная, на вид очень надежная и прочная мебель, пятиметровый сводчатый потолок. Хорошо хоть, пол не каменный, а выложенный деревянными плахами, с разбросанными по ним шкурами, медвежьими по преимуществу.
Камин в полтора человеческих роста был разожжен заблаговременно, потому что часть дров уже превратилась в алые, изнутри светящиеся головни, сохраняющие исходную форму, а верхние еще горели высокими языками пламени, временами громко потрескивая и стреляя фонтанами искр. Но тепло распространялось не более чем на два-три метра от ограждающей огонь решетки, в остальном пространстве зала температура держалась градусов около десяти-двенадцати. Да еще и сквозняки тянули со всех сторон. Вот они, бытовые прелести романтической эпохи феодализма в их реальном выражении.
Для защиты от сквозняков и сбережения тепла в зоне комфорта вокруг камина и обеденного стола были расставлены высокие ширмы из плотной ткани. Кое-какая польза от них была, но не помешала бы и одежда поплотнее, кожаная или домотканого шинельного сукна.
Погода за окнами тоже была под стать эпохе. Как там это называлось — большой климатический минимум или малый ледниковый период? Тогда снега на Альбионе валили, как в Якутии, Темза замерзала, голландские каналы и даже Черное море от Одессы до Констанцы.
В окна хлестала полноценная метель, и я представляю, как тогдашние путники, не имеющие должной генетической памяти, пробирались по дорогам от таверны к таверне и от замка к замку, кутаясь в не слишком приспособленные к этому климату суконные плащи. До бараньих полушубков и бобровых шуб они так и не додумались, невзирая на то что овец в Англии было побольше, чем в России той же эпохи.
— Хорошо, — протянул Сашка, ногой подвигая кресло ближе к огню. — Чем угощать изволите, Арчибальд Арчибальдович? По такому случаю и избранному облику. Что в вашем ресторане подают? И с напитками как? Грог, ром, виски?
— Да что пожелаете! Порционные судачки «а натюрель», стерлядь в серебристой кастрюльке, переложенная раковыми шейками и свежей икрой. Яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках. Филейчики из дроздов с трюфелями. Перепела по-генуэзски. Суп-прентаньер. Дупеля, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы, перепела, кулики? — ответил Арчибальд, хлопнув в ладоши.
Цитата была почти дословно точной, аж слюна начала собираться во рту и ладони зачесались, требуя, чтобы их потерли в предвкушении.
Немедленно появились соответственно одетые слуги, ловко несущие серебряные (не иначе) подносы с многими из объявленных яств, корзины с бутылками, кувшины, бочоночки, столовые приборы и салфетки, приближающиеся размерами к полотенцам.
Мы в нашей европейской, на четыреста с лишним лет опережающей моду одежде выглядели здесь не совсем уместно.
Но это несущественно. Слушая свист ветра в дымоходах, жестяной шелест снежинок по стеклам, наслаждаясь атавистическим чувством защищенности от буйства стихий и враждебного мира, начинающегося сразу за стенами, мы, сдвинув бокалы с по-настоящему горячим грогом (теперь понятно, отчего англичане его придумали), начали наконец говорить о главном.
Арчибальд вкратце повторил ту оценку обстановки, которую излагал Антону, когда они встретились и вступили в контакт после его освобождения из узилища [34] . В общих чертах мы ее знали от Антона. На нашу Землю пытается проторить дорогу возникшая давным-давно на параллельной «Земле-икс» двуединая симбионтная цивилизация двух рас. Генетически те и другие были гуманоидами, но одни — мыслящими, пусть и весьма своеобразно, а другие («монстры») по своей нервно-психической структуре больше походили на насекомых. Инстинкты им заменяли разум. Изучая разрозненную, часто противоречивую информацию и выстраивая на этой шаткой базе сравнительно непротиворечивую гипотезу, Арчибальд решил, что конечной целью «дуггуров» является тотальная оккупация всего веера «наших» реальностей. Ближайшей, обеспечивающей задачей — устранение тех, кто может возглавить сопротивление. Нашего Братства, Антона, само собой, и немногочисленных аггрианских агентов, еще оставшихся на Главной исторической последовательности и в ее окрестностях.
Кое-что, естественно, с момента первой после освобождения встречи друга-форзейля с Замком, изменилось. Образовалась своеобразная петля гистерезиса [35] , возникшая вследствие учиненного нами замыкания Шульгина будущего на себя же предыдущего, да и Антона тоже в какой-то мере.
У них сохранились воспоминания о том, что могло бы случиться при ином (однажды уже случившемся) развитии событий. Это как тогда, в Москве, мы фактически попали ночью на Иркиной машине под удар мчавшегося без огней грузовика, и тут же она за долю секунды отыграла этот момент назад, мы отделались только выбитой фарой. И поехали дальше по своим делам, хотя по сути и смыслу процесса должны были бы лежать в морге на обитых цинком столах. А может, где-то и лежали…
Сейчас же фактически получалось так, что касающаяся нас развилка тридцать восьмого года устранена. Шестаков остался в Барселоне в своем естественном качестве, и сумеет ли он, руководствуясь только своим здравым смыслом и способностями, самостоятельно выиграть испанскую кампанию — большой вопрос. Но нас это заботить не должно. Важнее то, что Шульгин больше не странствовал по узлам Сети и порожденным частично Ловушкой, частично волею Замка квазиподлинным мирам, и Ростокин, соответственно, тоже вернулся домой до того, как вместе с княжной поучаствовал в боях с татаро-монголами, и в 2056-м никакой встречи его и Шульгина с Маркиным и Суздалевым не состоялось.