– Не, а правда, Вань, чего мы тут копать взялись? – спросил еще один могильщик, вытирая рукавом лоб. – Отвезли б подальше, в какую-нито промоину сбросили, землей привалили, и лады…
– Ага! Полверсты по бурелому на себе тащить трех жмуров, да восемь винтовок, да припас, на коней вьючить – куда как дольше выйдет. Ты копай, копай…
– Да хватит уже копать, глубже колена вырыли…
Больше решив не тянуть и не подвергать себя ненужному риску – добраться домой живым очень хотелось, есаул чуть выдвинул ружье вперед. Целиться по всем правилам необходимости не было, все как на ладони.
Бандиты разом выпрямились, готовясь укладывать в могилу трупы, Миллер, как на стенде, выстрелил два раза на поражение, на уровне груди, третий, вслед уходящему Ивану, под колени.
И все! Четверо легли, кто ничком, кто навзничь, пятый тоже упал, но тут же начал кататься по траве, хватаясь руками за лохмотья штанов, быстро набухающих кровью и протяжно подвывая, не то от боли, не то ужаса.
Вот, считай, и все. Есаул наскоро осмотрел убитых – все наповал, никто не встанет и в спину не выстрелит, перемотал, чем придется, ноги раненого. Даст бог, доживет до врачей, а там и до допросной камеры. Сам он в разговоры вступать даже и не собирался.
Раненый пленник мало сейчас был для них пригоден, а хоть бы и нет – незачем знать лишнего, кто там в это дело замешан, какие имена и факты могут всплыть…
Осталось сбегать за конями – полверсты всего, и, погрузив «языка», выбираться к проезжей дороге. А чтобы от шока не умер – в аптечке «Руссо-Балта» имеются шприц-тюбики с нужными препаратами.
Времени, как считал Розенцвейг, у него было вполне достаточно. Ему не составило большого труда выяснить, где сейчас находится Вадим Ляхов и какое задание выполняет.
Замысел с прокладкой прямого коридора до западной границы он считал своевременным и верным. Отвечающим не только российским, но и израильским интересам, как он их представлял. Только не совсем понимал, зачем туда надо было посылать именно Ляхова. Никаких специфических проблем, которые невозможно было разрешить без участия Вадима, он не видел. Очевидно, Чекменев оценивал положение с какой-то своей, пока недоступной Розенцвейгу точки зрения. Но сейчас его это не волновало.
От генерала он поехал к себе домой, где переоделся и прихватил всегда готовый «тревожный чемоданчик № 1» с набором вещей и документов, достаточным, чтобы комфортно чувствовать себя в любой точке хотя бы относительно цивилизованного мира. Для поездок в регионы, уже впавшие в смуту «темных веков», у Григория Львовича имелись другие комплекты адаптации и выживания.
Оставив автомобиль в подземном гараже, сменив несколько видов транспорта, тщательно проверяясь по дороге от возможной слежки, он добрался до конспиративной квартиры. Одной из десятка, нужно заметить, причем половина из них была оборудована с помощью или с ведома Чекменева, остальные же, скорее всего, были российским и московским спецслужбам неизвестны.
В многоэтажном доме на Каланчевской площади Розенцвейг снимал квартиру с индивидуальным лифтом, кабина которого была оснащена камерой слежения, так что внезапного визита нежданных гостей можно было не опасаться. Кроме того, потайная дверь вела в соседнюю квартиру, по документам принадлежащую никаким образом не связанному с ним человеку и выходящую на лестничную площадку другого подъезда.
Разумеется, все эти предосторожности не спасли бы в случае серьезного конфликта с государственными спецслужбами, но, во-первых, Григорий Львович с ними конфликтовать и не собирался, опасаясь прежде всего конкурентов из других разведок, а во-вторых, его система безопасности позволяла, в случае необходимости, на какой-то срок выпадать из поля зрения и самых лучших друзей. Мало ли какие могут возникнуть обстоятельства…
Вот как сейчас, например.
В квартире Розенцвейга уже ждали трое сотрудников, выглядевших людьми самых неприметных на привокзальной площади профессий – городовой, рассыльный в красной фуражке, водитель муниципального такси. Будучи одетыми в яркую, бросающуюся в глаза униформу, они в то же время практически не привлекают внимания тех, кому в данный момент не требуются их специфические услуги. Остаются не более чем привычным элементом городского ландшафта.
Эти парни, усредненно-славянской наружности, лишенные хоть каких-либо индивидуальных примет, дело свое знали четко. Они должны были обеспечить выход хозяина из здания, гарантированно устранить возможность любых, неизбежных в городе случайностей и сопроводить до трапа самолета, вылетающего с двумя промежуточными посадками в Лос-Анджелес. Пункт назначения был выбран совершенно случайно, просто ближайший по времени рейс, на который имелись билеты первого класса. Лететь до конца Григорий Львович все равно не собирался.
Во Франкфурте господин Кэмпбелл безнадежно потерялся в закоулках терминалов и галереях магазинов беспошлинной торговли, а в самолет до Иерусалима примерно в то же время погрузился господин Шапиро. По странному совпадению этим рейсом летели еще три пассажира с той же фамилией, и при получении багажа в аэропорту имени Жаботинского возникла даже некоторая путаница, самого Григория Львовича, впрочем, не коснувшаяся, поскольку кофров и баулов он не вез, за исключением пресловутого чемоданчика. Как бы в награду за скромность он был выпущен на волю без таможенного досмотра.
Уже без особых предосторожностей, но все же стараясь не привлекать к своей персоне особого внимания, Розенцвейг добрался до коттеджа в охраняемом военной полицией поселке на окраине Тель-Авива. От момента прощания с Чекменевым в Москве прошло неполных девять часов. Напрямую было бы несколько быстрее, но ненамного.
Предыдущую ночь Григорий Львович спал нормально, еще немного вздремнул в воздухе, и следующие двое суток при необходимости мог провести и без сна.
А дел у него было невпроворот.
И дел не совсем обычных с точки зрения нормального человека. Впрочем, кто и когда считал разведчиков такого ранга людьми «нормальными»?
Прежде всего он пригласил к себе четверых особо доверенных сотрудников, которым поручил на время его командировки в Россию присматривать за деятельностью своего заместителя. Чтобы планируемые тем спецоперации и общее направление политики ведомства не слишком расходились с оставленными Розенцвейгом инструкциями и перспективным планом работы.
Каждый вел отдельное направление. Спецификой созданных Розенцвейгом референтур была крайне высокая автономность, а планы рассчитаны на столь длительную перспективу, что даже полугодовое отсутствие начальника и специально подобранный, по признаку старательности и почти полного отсутствия инициативы, заместитель не могли что-либо серьезно дезорганизовать.
Выслушав рапорты, а также неофициальную информацию, циркулирующие в стране, городе и правительстве слухи и сплетни, Григорий Львович приступил к инструктажам, с каждым смотрящим отдельно.