А так вышло словно бы и грубовато.
Одно дело — рассуждать «ди эрсте колонне марширт, ди цвайте колонне марширт» [136] , второе — вообразить себя на месте одной из боевых единиц этих колонн, реально бредущих в степях под ливневыми дождями. Когда при каждом шаге на сапог налипает несколько килограммов глины, а автоматная и пулеметная стрельба с флангов означает совершенно реальную смерть, а не цифирки условных потерь на полях карты. А тон и, главное, внутренняя сущность приказа пусть не явно, но что-то такое предполагали. Пусть и названо новое управление военно-аналитическим, что по большому счету должно означать всю ту же привычную работу с документами, картами, информацией, полученной от оперативного и иных управлений, пусть и на казарменном положении. Но ведь для приближения штабной работы к жизни и на фронт могут послать. Лично изучить ситуацию на картах, а потом и под настоящими пулями побегать, ухитриться выжить, после чего представить соображения.
Многие же «пересветы», пожалуй, как любили острить строевики, родившись на паркетных полях «Арбатского военного округа», там же и на покой собирались уйти с генеральским пенсионом. Конечно, это могло быть и личными домыслами самого Максима, и на самом деле его коллеги и почти что братья только и мечтают, чтобы именно на полях сражений доказать свою преданность объединяющей их идее. Так для этого доктор Бубнов и назначен на свою должность. Выявить настроения, уточнить профессиональную пригодность, доложить и порекомендовать.
И просто глазами он уже произвел некоторое предварительное сканирование «личного состава».
Бубнов хорошо подготовился к предстоящей работе и знал, с кем придется заняться «диспансеризацией». Поэтому сиюминутная реакция «пациентов» на произнесенное генералом тут же мысленно была им включена в их анамнез [137] как составная часть предстоящего исследования.
И еще доктора очень заинтересовал факт присутствия здесь господина государственного прокурора Бельского. Что это именно прокурор, знал, скорее всего, из присутствующих только Максим. Не считая, разумеется, Чекменева и Агеева. Хотя, может, и еще кто-то в курсе. Для всех же прочих…
Ну, сидит, даже и не в кабинете, а по ту сторону открытой двери, в курительной, пожилой дядечка, лет на пятнадцать-двадцать старше любого здешнего офицера и генерала, с седоватой бородой, одетый в штатское и держащийся так, словно он вообще зашел сюда чисто случайно. Ну, надоел ему шум в бильярдной или атмосфера азарта за карточными столами. Зашел и зашел, уходить поздно, чтобы лишнего внимания к себе не привлечь, не выгоняют, и слава богу. Вот и присел за дальний столик, сигару закурил и просматривает оказавшуюся перед ним на столе газету. Возможно, и недельной давности. Но надо же чем-то заняться, пока остальные люди увлеченно беседуют о своих делах.
Само собой, и все прочие его заметили, и наверняка задумались, кто бы это мог быть, но спрашивать о вещах, тебя не касающихся, — не принято в хорошем обществе. Сидит человек, пусть не в самом собрании, а рядом, значит, имеет на это право и основание, а кто да что — при необходимости скажут. Или нет. В зависимости…
Максим же просто сделал в памяти очередную зарубочку, требующую осмысления, и спокойно, не в числе первых, но и не последним, направился во двор.
Как и было согласовано с Чекменевым, на территории базы «печенегов» уже неделю в полную силу работала верископическая лаборатория, пропускной способностью до тридцати человек в сутки. В предыдущий месяц, отлаживая и калибруя только что поступившую из мастерских аппаратуру, Бубнов проверил на ней назначенных ему помощников-операторов. Затем обследовал больше полусотни офицеров, прибывших из округов для замещения вакансий в боевых отрядах. Сбоев вроде бы не обнаружилось, инструментальные исследования вполне прилично коррелировали с данными сопроводительных формуляров, агентурных наблюдений по месту прежней службы и результатов самых банальных психоаналитических бесед, проводимых лично Максимом по собственной методике. Сомнительных случаев он выявил только шесть, причем настолько несерьезных, что только из научной добросовестности он сделал в делах пометку: «Желательно использовать вне зоны специальных операций. После прохождения курса теоретической и практической спецподготовки обследование повторить». А там пусть начальство разбирается.
Теперь же ему предстояло каждого из своих новообретенных «братьев» прокрутить по полной программе, исходя из того самого штатного расписания, о котором объявил в приказе Чекменев. Установить пригодность к выполнению обязанностей, предусмотренных должностной инструкцией, сиюминутную и отдаленную реакцию на те задачи, которые придется решать. Само собой, подразумевались и моменты чисто провокативные.
Подсознанию испытуемого предлагались явно конфликтные ситуации, ставившие его в почти неразрешимую коллизию между приказом, теми принципами и идеями, которые он исповедовал публично, и глубинными свойствами характера, в том числе и так называемой совестью. И важен был зачастую не столько вывод, к которому так или иначе приходил пациент, как путь и способ решения нравственно-этической проблемы. И ежели готовность отказаться от выполнения приказа была достаточно замотивирована, то итоговых баллов можно было получить больше, чем при безусловной и тоже вроде бы оправданной дисциплинированности и верности служебному долгу.
Несколько удивило Бубнова то, что его подозрения в большинстве случаев не подтвердились. И он попенял себе за излишнюю предвзятость. Вызванную, может быть, недостаточным знанием реальной жизни. Допустим, вполне естественную досаду человека, который после совещания собирался все ж таки расписать пульку, выпить бутылочку-другую шампанского, после чего отправиться к подруге, с которой давно все договорено, он опрометчиво принял за нежелание воевать вообще. Ну что же, тем лучше.
Расшифровку результатов и перевод их в доступную неспециалисту форму он закончил только к обеду следующего дня, когда господа испытуемые уже выспались на новом месте, позавтракали в офицерской столовой и теперь просто убивали время, выискивая значащую информацию в дальновизионных новостях и прорабатывая на картах варианты действия противника и необходимые со стороны центрального правительства контрмеры. Удивляясь, конечно, по поводу «острой необходимости» сначала тащить их сюда на ночь глядя, а потом предоставить самим себе, ничего не сообщая и ничего не предлагая.
— Так, значит, ты считаешь, что в основном контингент штатному расписанию соответствует? — задумчиво тянул Чекменев, рассеянно перебирая тщательно распечатанные листы заключения.
— Исходя из заранее согласованных параметров — безусловно. На девяносто процентов я уверен, что никто из прошедших «диспансеризацию» на сторону врага не перебежит, государственными секретами торговать не собирается, в случае попытки перевербовки немедленно сообщит о данном факте по команде и будет действовать в соответствии с полученными инструкциями…