Не странно ли, опять же, что нам, «живым», в этом мире предоставлены все возможности и для выживания, и для самообороны, вам же — ровно ничего?
Вы же биолог и знаете, что абсолютно везде должен существовать определенный биоценоз, вполне конкретная пищевая пирамида. Кого-то едите вы, кто-то, в свою очередь, должен съесть вас… А так вот… Наверное, мы чего-то пока не уяснили.
И где, кстати, посмертные тела зверей, птиц и прочих насекомых?
Эта простейшая в принципе догадка только что пришла ему в голову и заинтересовала чрезвычайно.
Шлиман ответил вполне достойно своего и первого, и второго образования.
В том духе, что вопрос «для чего?» реального содержания не имеет, ибо телеология [50] — очередное заблуждение человеческого разума. И если нечто и случается, то, скорее всего, просто так. В силу непреодолимых законов природы или случайного сцепления необязательных обстоятельств.
Не имел же Везувий, извергаясь в 79 году (н. э.) целью непременно уничтожить Геркуланум и Помпеи, а тем более, засыпав их пеплом, сохранить подробности подлинного римского быта на радость грядущим археологам и туристам.
Явления же, пусть и природы (в широком смысле), нами изучены настолько слабо, что попытаться в течение нескольких часов, пусть даже суток, найти ответ на вопросы, над которыми человечество бьется тысячелетиями, — напрасная затея.
С этим Ляхов не мог не согласиться, ибо идеалистом не был по определению, однако его материализм интересным образом работал в пользу враждебного учения, поскольку предлагал принять даже абсолютную мистику как факт, если реальность ее очевидна.
Альтернативой было только признание собственного глубокого безумия, но в таком случае тема теряла всякий научный интерес, да и имелось у Вадима немало способов, позволяющих достаточно надежно отличать самый правдоподобный (точнее, убедительный) бред от яви. Пусть и самой невероятной.
И тут же его предыдущие слова породили у него очередную забавную мысль.
— А таки знаете, Миша, — одесский стиль тоже прорезался у него как-то сам собой, — телеология телеологией, но что-то тут не так. Мы и сами, по-хорошему сказать, не пойми кто. Или собственные реинкарнации, или вправду Орфеи пополам с Данте, путешественники в страну мертвых, или…
Последнюю мысль договаривать вслух не хотелось. Потому он вернулся к первой.
— Одним словом, очень мне кажется, что некий умысел в нашей с вами встрече присутствует, и самое правильное — поверить или сделать очень убедительный вид, что верим, и все у нас получится. Как в детстве на Лиговке принято было клясться — «зуб даю». И до тех пор, пока лично мы с вами не исчерпаем некую функцию, ничего с нами не случится. Вот вы еще «есть» не захотели… — констатируя факт, уверенно сказал Ляхов.
— До сих пор нет, — снова прислушавшись к собственным ощущениям, ответил Шлиман с достаточной долей удивления. — Похоже, что действительно нечто такое происходит. Я вам говорил, что, когда ел ваши консервы, чувствовал, что жую суррогатный хлеб, что насытиться им просто невозможно. Набить желудок на какое-то время, и все. А сейчас я сыт настолько, что ни о какой вообще потребности в еде нет и мысли. Эта тема меня просто не интересует.
— Вот! — почти торжествующе воскликнул Ляхов. — Нечто подобное я и предполагал. Но на всякий случай приготовил для вас еще один гостинец. Нате, попробуйте.
Он протянул капитану нечто похожее на сложенную в несколько раз кремовую салфетку.
— Что это?
— Да попробуйте, попробуйте. Вдруг да понравится…
Шлиман с некоторым сомнением откусил угощение с уголка. Внимательно разжевал, уподобляясь дегустатору.
— Что ж, неплохо. Напоминает шоколад. Причем скорее не вкусом, вкус тут непонятный, а именно ощущением…
Откусил еще, разжевал несколько быстрее, проглотил. Почмокал губами.
— Очень недурно. Питательно. Оставлю на потом. Сейчас правда больше не хочется. И что это было? Какая-то пастила или высокопитательный концентрат для разведчиков? Вы же российская войсковая разведка, я догадываюсь. И каким-то чудом оказались вдруг здесь. Вместе с нашим человеком… Отчаянные вы люди. Впрочем, я всегда был самого высокого мнения о русских солдатах. Надо пойти в ад — и в ад пойдете… Уже пришли.
— Спасибо на добром слове, Михаил. И что «концентрат» понравился, очень рад. Поскольку это не что иное, как витаминизированная гемостатическая губка. Приготовлена из плазмы и форменных элементов натуральной крови, предназначается для закрытия обширных кровоточащих ран и дефектов кожного покрова. Уж простите, что сразу не предупредил…
— Из чего она сделана, мне безразлично, — ответил Шлиман. — Эмоции, как я уже сказал, у меня отсутствуют. А вот как пищевой продукт, в случае если у меня еще возникнет потребность в пище, гораздо приятнее сырого мяса.
— Отлично! — со всей искренностью выдохнул Ляхов. — Значит, без проблем. Этого добра у меня целый ящик. Прихватил на всякий случай, потому что в таком путешествии, как наше, в случае чего — незаменимая вещь. Хотя именно ваш случай я в виду не имел…
Таким образом, главный вопрос, каким образом и на какой срок удастся поддерживать существование капитана, был снят надолго.
И можно было, не отвлекаясь, заняться проблемами мировоззренческого характера. Не опасаясь, что у соседа в самый неподходящий момент, невзирая на всю его интеллигентность, вдруг возобладают наклонности вампира. Физического или духовного — не суть важно. Теперь же — человек как человек сидит рядом с ним в кабине. Не курит, не пьет — ладно, такие и среди людей встречаются. Зато мозги вполне сохранили исходные свойства и качества.
Тем для обсуждения было много, но, оставаясь разведчиком, не имея никакого представления, сколько еще может продлиться их общение, Вадим предпочел выяснить некоторые жизненно важные в их положении вопросы. Например — способ, которым покойники ухитряются ощутить присутствие поблизости живых людей.
— Вы ведь раньше ни с чем подобным не сталкивались? Что за локатор в вас сработал?
— Не сталкивался. Да у меня и времени не было. Слишком недавно я перешел в означенное состояние. Что же касается способа, его тоже как бы и не было.
В полном соответствии с мифологией Шлиман с ефрейтором достаточно бессмысленно бродили по унылой и пустынной местности, ни о чем друг с другом не разговаривая и не имея никакой конкретной цели. Впрочем, припомнил капитан, что-то такое у него мелькнуло. Что можно бы направиться к побережью, прийти к себе домой, посмотреть, как там обстоят дела. Известно же, что некоторое время после смерти мертвые держатся поблизости от своего дома, имеют возможность видеть и слышать все, что там происходит, как и что о них говорят, как поминают…