Может быть, просто подложить крупную свинью Центральному Правительству? Из каких-то собственных соображений? Например, чтобы потом продвинуть на пост варшавского генерал-губернатора нужного человечка? Или самому сесть в Бельведере. Очень вероятно.
Последний вариант — что господин Чекменев просто-напросто тоже является агентом собственного «Ибрагима Катранджи», какую бы фамилию он ни носил и в какой стране ни держал свой офис, Фарид решил оставить на потом.
Причем ему, с его собственным мировосприятием, этот вариант отнюдь не казался слишком уж фантастическим.
Аллеи Иерузалимские в этот солнечный сентябрьский день выглядели никак не хуже Елисейских Полей.
Четыре ряда вековых, в несколько обхватов каштанов, высаженных еще во времена Великого князя Константина, брата Николая Первого, неспешно, но непрерывно роняли на булыжник мостовой и красную кирпичную крошку бульвара сухие желтые листья.
Ярко-синее небо над крышами домов, блеск паутинок в воздухе, праздно прогуливающиеся толпы варшавян, невзирая на разгар рабочего дня, роскошь магазинов и ресторанов по сторонам, слегка сместили направление мыслей Фарида. По приятному контрасту с тюремной камерой и воспоминаниями о пропахших чадом бараньего жира, тесных и грязных улицах Басры, где последнее время помещалась его резидентура. Все ж таки жить в европейском городе и ощущать себя европейцем как-то интереснее, чем быть мусульманином в мусульманском.
Отель «Кристалл», где по телефону из Москвы был заказан угловой номер в бельэтаже, встретил его привычной тишиной, прохладой, сумраком длинных коридоров и подчеркнутой, нерусской вежливостью обслуги.
Как бы ни выдраивали комнаты к приезду гостя, сквозь аромат дорогих дезодорантов все равно пробивалось неистребимое — запахи дерева стенных панелей, наверняка хорошо подъеденных изнутри жучком, пыльных ковров, которые сколько ни выбивай и ни чисти пылесосами, а все равно остается что-то еще аж с девятнадцатого века, восковой мастики, на сантиметр втертой в темный паркет.
И ветви деревьев с ржавыми листьями негромко скребли по стеклам окон, и цветные пятна бегали по стенам, золотистые пылинки роями вспыхивали под прерывистыми лучами солнца.
Вдали, в перспективе Маршалковской, вздымались к небу два параллельных шпиля гигантского костела, вокруг которого со скрежетом разворачивались на кольце старинные, как все вокруг, трамваи. Русские правы, не желая отдавать все это полякам за просто так.
Сейчас это имперский город, фактически одна из четырех неформальных столиц Державы, утвердившихся на необъятной территории вытянутым, асимметричным ромбом. Петроград, Варшава, Москва, Новониколаевск [93] . А увенчайся успехами замыслы сепаратистов, Варшава превратится в столицу захолустного государства, не нужного, по большому счету, ни Западу, ни Востоку.
В очередной раз подивившись раздвоенности своего сознания (а чего тут странного, турецкоподданный Фарид мыслил тоже имперскими мерками. Турция, включающая в свой состав Балканы, Грецию, большую часть Ближнего Востока, Египет и Ливию, — совсем не то же самое, что третьеразрядная страна, вытесненная за Босфор и вынужденная существовать на полупустынях Анатолийских плато), он потребовал в номер кофейник крепчайшего кофе и повалился, прямо в желтых ботинках с гетрами, на широкую кровать, раскурив очередную сигару.
С этого момента и до не известного пока предела ему придется играть одновременно две роли. И нужно постараться, чтобы обе вышли стопроцентно убедительными.
Начнем с первой.
За дверью музыкально заскрипели паркетные плитки. Возможно, специально их не закрепляют, чтобы создавать соответствующий колорит.
Полька лет пятидесяти, но выглядящая еще вполне элегантно, вкатила в номер сервировочный столик с мельхиоровым, сильно парящим кофейником, сахарницей, маленькой чашечкой с блюдцем и ложечкой. Запотевшей бутылкой «Боржома» и стограммовым графинчиком рижского бальзама.
— Пан хочет что-нибудь еще? — спросила она по-русски, но с неистребимыми местными интонациями и акцентом.
— Спасибо, ничего.
Женщина, поклонившись, вышла, аккуратно притворив за собой дверь.
Теперь можно раздеться, принять душ, а уже потом и позвонить по известному номеру.
Интересно, где сейчас расположились агенты Чекменева, обязанные отслеживать каждый его шаг и контакт? В то, что русский контрразведчик положился всего лишь на его честное слово и расклад, не оставляющий Фариду свободы маневра, он тем не менее поверить не мог.
Да и странно, если б иначе.
Сам-то Фарид, несмотря на мерзкий прибор, с помощью которого его вывернули чуть ли не наизнанку, все ж таки достаточно информации сумел утаить. И потому, что следователь не всегда знал, что и как спросить, а равно и оттого, что достаточно опытный турок довольно быстро сообразил, каким образом правильно отвечать. Любой ведь почти вопрос можно так повернуть в собственном сознании, что ответ именно на эту трактовку окажется субъективно правдивым, а значит, шайтанская машинка сочтет его правдивым и объективно.
Так, Станислава, главного резидента и доверенного человека эфенди Ибрагима по всей Западной России и окрестностям, он тоже ухитрился не сдать. Поскольку в силу данных ему Катранджи-беем полномочий тот, после произнесения определенной формулы, не просто пароля, а именно психолингвистической формулы, переходил в полное подчинение Фарида. Причем подчинение не оперативное, а абсолютное, как джинн Аладдину после потирания пресловутой лампы.
Европа Европой, но Восток тоже кое-что умеет. Еще с времен Халифата, когда «белые люди» почти в полной дикости пребывали, а в Магрибе, Гранаде, Севилье процветали науки и культура, в том числе и с сильной мистической составляющей.
Вот Станиславу Фарид и позвонил, отнюдь не боясь возможной прослушки. Имелись у подпольщиков на этот случай специальные устройства-рассекатели, проще говоря — коммутаторы, которые умели улавливать момент подключения к линии связи посторонних. И тут же создавали параллельный канал связи, с совершенно другим номером абонента на том конце линии, при необходимости монтировали разговор требуемого по оперативной игре содержания. Или — абсолютно невинную болтовню. Просто нужно было знать, какой предварительный код набирать на диске.
Сейчас, например, в доступную прослушиванию линию был вставлен разговор с женщиной. Естественно, речь Фарида транслировалась в подлиннике, а вот ответы он и чужой «слухач» получали совсем разные. «Насибов» не собирался затевать собственную игру, «подставлять» Чекменева или целиком выходить из поля его внимания и контроля, просто ему надо было обеспечить себе минимальный «люфт» для маневра. Поскольку просчитать или даже угадать ход развития событий в столь запутанной обстановке не смогла бы даже самая мощная команда аналитиков. А Фарид был один. И единственной целью его деятельности было — любой ценой сохранить жизнь и свободу. От всех. Причем свободу, материально обеспеченную до конца дней.