Ляхов опустил руку к сапогу и вытащил из-за голенища плоский браунинг 1906 года. Показал, спрятал обратно.
— Пока вы мой «адлер» не вернули, будем полагаться на это. Он у вас, кстати, не с собой?
— Нет, в сейфе оставил. Верну, верну, не беспокойтесь. А что ж вы мне бутылкой угрожали, если у вас при себе оружие было?
— А зачем шулеру туз в рукаве?
— Так мы с вами остановились на Майе Бельской. А еще кто у вас на примете?
— Остановился я на капитане Уварове, — уточнил Ляхов. — Очень мне этот граф понравился. Конечно, куда менее информирован, чем другие, зато по прочим качествам и природному уму человек незаменимый. Для основной группы вроде и все. С моей стороны. Вы, может, еще кого включить пожелаете?
— А что же вы Татьяну Любченко-Тарханову не назвали? Я думал, на свою команду вы целиком полагаетесь…
— Это тема отдельная. Не вдаваясь в детали, скажу, что вводить ее в операцию считаю несвоевременным. Да и вообще, Игорь Викторович, мне начинает казаться, что мое предложение вы уже приняли. Пусть пока на уровне подсознания. Я не ошибаюсь? Иначе к чему слово «совсем» применительно к откровенности?
Вы еще имели в виду — «а что мне за это будет?». Все будет, все, Игорь Викторович. Эти люди достаточно могущественны в своем мире, который кое в чем значительно обогнал наш, и вопрос вознаграждения добровольных помощников для них проблемой не является. Главное, нам самим не продешевить…
Глаза Вадима смеялись, а Чекменев чувствовал себя все более неуютно. Они словно вдруг поменялись ролями, и сейчас Ляхов вербует его так же, как сам он не очень давно вербовал Ляхова.
Ну пусть развлекается. Весовые категории у них в любом случае несопоставимы. Вадим может изображать из себя все, что угодно, но, когда на одной стороне пусть и крайне прыткий полковник и его пока неизвестные друзья, а на другой вся мощь спецслужб Империи, можно до поры проявить и снисходительность.
— А я ведь не услышал пока никакого предложения. Так, общие рассуждения. Чего вы хотите на самом деле и чего требуете от меня? Здесь и сейчас.
— Для начала — чтобы вы мне поверили. Приняли как данность, что угроза для России, о мире в целом я не говорю, чтобы не расширять поле принятия решений, складывается сейчас гораздо большая, чем любые инсургенты вкупе с «Черным интернационалом» и гипотетическая агрессия всех мировых держав разом. Но противостоять ей пока еще возможно. И наконец, чтобы до вас дошло, что мое предложение, деятельность моя и моих друзей никоим образом для вас, для Государя Императора, России опасности представлять не может и никакого злого умысла вы даже под микроскопом не разглядите.
В чем, кстати, сможете убеждаться постоянно и непрерывно, поскольку все мои предложения и инициативы всегда доступны самому тщательному анализу, а главное — отнюдь не будут являться для вас категорическим императивом. Мы вам будем сообщать, что на текущий момент дела в России и вокруг нее обстоят таким вот образом и что поступить, по нашему разумению, следует так-то. А остальное — за вами.
— А как я смогу быть уверен, что за моей спиной вы не ведете какую-то свою игру?
— А в чем вы были бы уверены, если б я вообще не поднял эту тему? Вы меня арестовали, преследуя собственные цели, которые мне, кстати, так до конца и не ясны. Одну гипотезу я высказал, но могут ведь быть и другие? Далее. Я, как вы видите, свое узилище покинул непонятным для вас способом и мог бы покинуть его гораздо раньше, и вас мог ликвидировать или захватить в плен…
Да я это, к слову, и сейчас могу. Стоит мне мигнуть, и через пять минут вы окажетесь в совершенно другом месте, из которого вам-то уйти не удастся. Верите?
Чекменев огляделся по сторонам. Слова Ляхова могли быть и блефом, а могли и правдой. Даже скорее — правдой. Подземная Москва столь обширна и неизучена, что почти любой старинный подвал вполне мог иметь с ней сообщение. А контингент посетителей трактира с девяностопроцентной достоверностью принадлежал к криминальному или околокриминальному сообществу.
— Вполне верю, — кивнул Чекменев.
— Ну вот. Признавая достаточную степень моего, по отношению к вам, могущества, следующим шагом правильно будет признать, что обманывать вас мне нет совершенно никакого резона. Не проще ли высоким договаривающимся сторонам согласиться, что дела в реальности обстоят точно так, как на самом деле, и выложенные на стол карты — не крапленые. Туз есть туз, джокер — джокер. И далее поступать, как подобает уважающим себя джентльменам.
Чекменев усмехнулся, демонстрируя достойную хорошего покериста выдержку.
— То есть ваш флеш-рояль старше, и я проиграл хотя и честно, но вчистую?
— Да никто не проиграл. Я же не требую немедленного расчета. Тем более что о ставках мы и не договаривались. Считаем, что сыграли тренировочную, «легкую» партию. И вообще все наши игры — с ненулевой суммой. Не «если я проиграл, то ты столько же выиграл», а гораздо сложнее. Можем вместе выиграть, можем вместе проиграть. Однако мне пора, Игорь Викторович. По себе знаю — творчески размышлять под давлением и вообще на чужих глазах — непродуктивно.
Сделаем как положено. Партия отложена, ходы записаны. Теперь по домам — и анализировать ситуацию. Наверх поднимемся вместе, потом вы направо, я налево. До моей «квартиры» отсюда совсем недалеко. Заодно и воздухом подышу. Только не нужно стараться меня обогнать, встретить на пороге номера, схватить за руку с отмычкой. Вообще до поры я хотел бы, чтобы в моих делах для вас оставалась хоть маленькая тайна…
— Ой, да смотрите, как вам не повезло! — это он воскликнул, когда они уже поднялись на улицу.
Ляхов указал на «Испано-Сюизу». Шикарный купе-кабриолет сидел на брусчатке обоими задними дисками. Покрышки были пропороты даже не шилом, а финским ножом.
— Нет, ну какие сволочи, вы только подумайте! Мешала кому-нибудь машина, выезд загораживала? Нет, непременно нужно найти дворника этого дома и спросить по всей строгости. Обязан присматривать…
— Вот только не надо так аффектированно, Вадим Петрович, — с изрядной долей усталости в голосе сказал Чекменев. — Что же это у вас за сотрудники? Уж слишком грубо…
— Вы что, Игорь Викторович, действительно подумали, что я или мои «сотрудники» способны на столь дурацкие и бессмысленные поступки? Не ожидал от вас. Просто удивительным образом совпало. Мерзавцев вокруг таких кабаков вертится чертова уйма. Пора, пора московской полиции приступить к наведению порядка. А уж что вам мой тон не понравился, так тут каюсь. Увидел эту непереносимую по всем канонам картинку и не сдержался. Надо же — такому человеку и колеса уличная шпана порезала…
Я ведь тоже в большом нервном напряжении весь день пребывал, ну и понесло, еще раз простите… И все равно, хотел вот промолчать, а сдержаться не могу. Очень уж наглядный пример. Случайный, дурацкий эксцесс, а первая ваша мысль — моя это в ваш адрес пакость. При том что затеянное нами дело и эти жалкие покрышки уж настолько несопоставимы… Ну точно как гири на фоне Остаповой папки…