Этот вопрос, такой наивный и в то же время такой закономерный, заставил Вальмара вновь вспомнить о Кассандре. Ее он тоже предупреждал…

– Папа, ты меня слышишь? – спросила Ариана, видя, что мысли отца витают где-то далеко.

– Тебе придется его забыть. Не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности.

Он смотрел на нее сурово, но она не отводила глаз.

– Ты тоже рисковал, когда решил помочь ему.

– Это другое дело. Но в определенном смысле ты права. И все же я не связан с Максом узами любви. – Его взгляд стал еще пристальнее. – Надеюсь, ты тоже.

Ариана не ответила. Вальмар подошел к окну и стал смотреть на озеро. Вдали виднелось Грюневальдское кладбище. Перед его мысленным взором предстала Кассандра – такой, как в последнюю ночь перед самоубийством. А ведь он предупреждал ее, но она смотрела на него теми же глазами, что сейчас Ариана.

– Ариана, я должен рассказать тебе нечто такое, о чем мне меньше всего хотелось бы тебе рассказывать… Речь пойдет о цене любви. О нацистах… о твоей матери.

Его голос звучал приглушенно и нежно. Ариана слушала как завороженная, глядя на стоявшего к ней спиной отца.

– Я не осуждаю ее, не критикую, и я не затаил на нее злобу. В этой истории нет ничего постыдного. Я и она – мы по-настоящему любили друг друга. Но когда мы поженились, Кассандра была слишком юна. Я любил ее, но не всегда понимал. Она во многом была не похожа на других женщин своего времени. В ее душе как бы тлел неугасающий огонек. – Вальмар обернулся к дочери: – Когда ты родилась, она не хотела нанимать няню, хотела воспитывать тебя сама. Мне это желание показалось нелепым, неслыханным. Поэтому я пригласил фрейлейн Хедвиг. После этого в твоей матери что-то переменилось. Она словно потеряла себя и никак не могла отыскать. – Он снова отвернулся и надолго замолчал. – Через десять лет после нашей свадьбы Кассандра встретила мужчину, который был намного моложе меня. Красивый, умный, к тому же известный писатель. Она влюбилась в него. Я знал обо всем с самого начала, даже еще раньше, чем у них начался роман. Знакомые рассказывали, что их видели вместе, да я и сам по ее глазам догадывался о происходящем. Ее глаза вновь засветились жизнью, счастьем, волшебством. – Голос Вальмара стал еще тише. – От этого, пожалуй, я стал любить ее еще больше. Трагедия заключалась не в том, что Кассандра полюбила другого, а в том, что страной завладели фашисты. Человек, которого она полюбила, был евреем. Я предостерегал ее – и ради нее самой, и ради того, кого она любила. Но Кассандра не пожелала его оставить. Она не хотела бросать его и не хотела уходить от меня. По-своему она хранила верность нам обоим. Я даже не могу сказать, что ее увлечение доставляло мне невыносимые страдания. Кассандра относилась ко мне еще лучше, чем прежде. Но в то же время она была предана и своему возлюбленному. Его перестали печатать, его подвергали остракизму, а затем… – Голос Вальмара дрогнул. – А затем они его убили. Кассандра видела, как его схватили, избили, выволокли из дома. Потом они взялись за нее. Подвергли побоям, хотели убить, но она вовремя сообщила им, чья она жена, и тогда ее оставили в покое. Кое-как твоя мать добралась до дома. Когда я вернулся, она говорила и думала только об одном – о том, что опозорила меня, что подвергает всех нас опасности. Ей казалось, что ради спасения семьи она должна пожертвовать своей жизнью… Кроме того, она не могла смириться с утратой. У меня было заседание в банке, я уехал всего на два часа, а когда вернулся, она была уже мертва. Я обнаружил ее в той ванной. – Он неопределенно показал в ту сторону, где неделю назад скрывался Макс. – Такова история твоей матери. Она полюбила человека, которого фашисты хотели уничтожить. Когда же ей пришлось лицом к лицу столкнуться с беспощадной реальностью, она не вынесла ужаса, зверства, страха… Можно сказать, что ее тоже убили нацисты. – Вальмар взглянул на дочь. – Точно так же они могут убить и тебя, если ты полюбишь Макса. Ради Бога, Ариана, не делай этого!

Он закрыл лицо руками, и впервые в жизни Ариана увидела отца плачущим.

Притихшая, дрожащая, она подошла к нему, обняла, и ее слезы оросили его плечо, а ее золотистые волосы упали ему на грудь.

– Извини, папочка… Прости, – повторяла она вновь и вновь, потрясенная рассказом. Впервые покойная мать показалась ей живым, реальным человеком. – Папа, не надо… Прошу тебя… Прости… Я сама не знаю, как это вышло… Я совсем запуталась. Было так странно, что он прячется здесь, в нашем доме. Он был такой испуганный, несчастный. Я хотела ему помочь. Мне было его жалко.

– Мне тоже было его жалко. – Отец поднял лицо. – Но лучше забыть о нем. Когда-нибудь ты встретишь человека, который будет тебе парой. Я надеюсь, что ты сделаешь правильный выбор. И еще я надеюсь, что времена тогда будут лучше, чем сейчас.

Ариана молча кивнула, утирая слезы.

– Так ты думаешь, мы никогда больше не увидим Макса?

– Может быть, когда-нибудь и увидим. – Он обнял ее за плечи. – Надеюсь.

Она опять кивнула, и какое-то время они стояли молча.

Вальмар, потерявший Кассандру, прижимал к себе девочку, оставленную ему той, кого он любил…

– Пожалуйста, дорогая, будь осторожна. Ведь сейчас война.

– Хорошо, я обещаю. – Она взглянула на него снизу вверх и робко улыбнулась. – Все равно я ни за что не хотела бы с тобой расстаться.

Тут улыбнулся и Вальмар:

– Увы, милая, так будет не всегда.

Две недели спустя в банк «Тильден» пришло письмо без обратного адреса. В конверте оказался листок бумаги, на котором значился только адрес. Итак, Максимилиан Томас обосновался в Люцерне. Больше Вальмар не получал от него никаких известий.

11

За лето ничего примечательного не произошло. Вальмар много времени проводил в банке, а Ариана три раза в неделю по утрам ходила на дежурство в госпиталь. Теперь, когда учеба в гимназии закончилась, у нее было больше времени для работы в Красном Кресте и для ведения домашнего хозяйства. На неделю они втроем съездили в горы, а когда вернулись, Герхарду исполнилось шестнадцать. Вальмар с торжественно-недоуменным видом объявил, что его сын может теперь считаться взрослым человеком. Очевидно, того же мнения придерживалось и командование гитлеровской армии – в осенние дни сорок четвертого года в армию призывали всех подряд, даже шестнадцатилетних мальчишек. Герхард получил повестку через четыре дня после своего шестнадцатилетия, которое семья отметила весело и беззаботно. Явиться на призывной пункт надлежало в течение трех суток.

– Как это? – растерянно пробормотал мальчик, разглядывая официальную бумагу. Она пришла как раз перед тем, как ему надо было отправляться в гимназию. – Разве они могут так поступить, а, папа?

Вальмар угрюмо смотрел на него.

– Не знаю, но попробую это выяснить.