У Манфреда был такой серьезный вид, что Ариана совсем упала духом. Теперь она – его наложница, рабыня, и у нее нет выхода.
Она вздохнула:
– Наверно, получится. А как быть со стиркой?
– Вы будете стирать только собственную одежду. Единственное, чего мне от вас хотелось бы, – чтобы вы готовили.
Что ж, это не такая уж высокая плата за безопасность: обязанности кухарки и любовницы. Ситуация понемногу начинала проясняться.
Ариана внимательно наблюдала за первым уроком кулинарного искусства. Манфред учил ее делать яичницу, резать хлеб, варить картофель и морковь, мыть посуду. Потом он разжег в камине огонь, сел к письменному столу и начал что-то писать, время от времени поглядывая на фотографии детей.
– Может быть, хотите чаю? – спросила она, чувствуя, что вдруг превратилась в какую-то служанку или горничную.
Но в следующую секунду Ариана вспомнила кошмарную тюремную камеру, где находилась еще утром, и испытала к этому офицеру нечто вроде благодарности.
– Хотите чаю? – повторила она.
– Что вы сказали, Ариана? – рассеянно переспросил он и вспыхнул.
Он впервые осмелился назвать ее просто по имени, но не от фамильярности, а по ошибке. На самом деле Манфред произнес даже не «Ариана», а «Марианна» – так звали его погибшую жену.
– Извините.
– Ничего. Я спросила, не хотите ли вы чаю?
– Благодарю вас.
Манфред предпочел бы кофе, но достать его в последнее время стало совершенно невозможно.
Отпив чаю, фон Трипп спросил:
– Может быть, присоединитесь ко мне?
Сама Ариана не осмелилась налить себе драгоценный напиток, но после этого предложения охотно сходила на кухню за чашкой. Какое-то время она сидела молча, наслаждаясь забытым ароматом. Целый месяц она обходилась без этого волшебного напитка.
– Спасибо, – поблагодарила девушка.
Манфред подумал: интересно, как звучит ее смех? Услышит ли он когда-нибудь, как она смеется? Но дважды в течение вечера она взглянула на него с улыбкой. Он наблюдал за ней, и сердце его разрывалось от жалости: девушка выглядела такой несчастной, такой грустной, такой серьезной. Чувствовалось, что она совсем недавно пережила большое горе.
Взгляд Арианы упал на фотографии детей.
– Это ваши? – с любопытством спросила она.
Лицо обер-лейтенанта стало каменным. Странное у них получалось чаепитие – двое едва знакомых людей, у каждого за плечами груз несчастья. Вместо ответа Манфред лишь кивнул и жестом предложил ей еще чаю, а сам зажег трубку и сел к камину, вытянув длинные ноги.
Они сидели так почти до одиннадцати часов. В основном молчали: Ариана понемногу привыкала к новой обстановке, а обер-лейтенант, уставший от одиночества, наслаждался близостью другого человеческого существа. Время от времени он поглядывал на девушку, мечтательно смотревшую в огонь и явно витавшую мыслями где-то в прошлом. В одиннадцать Манфред поднялся и стал гасить огонь в камине.
– Мне завтра рано вставать.
Ариана тут же вскочила на ноги. В глазах ее вновь зажегся огонек страха. Что последует дальше? Весь вечер она с ужасом ждала этого момента.
Нарочито спокойным шагом она вышла из гостиной, и обер-лейтенант последовал за ней. У двери своей спальни он смущенно улыбнулся и протянул ей руку. Ариана была настолько потрясена, что не сразу догадалась ответить на рукопожатие. Она ожидала совсем не этого.
– Надеюсь, фрейлейн, что мы с вами когда-нибудь станем друзьями. И учтите, вы здесь не пленница. Просто мне казалось, что лучше будет поселить вас у меня – для вашей же пользы. Надеюсь, вы меня понимаете.
Ее лицо ожило, медленно озарилось улыбкой.
– Вы хотите сказать…
– Да, я хочу сказать именно это.
Вдруг Ариана заметила, что у этого офицера мягкие, добрые глаза.
– Неужели вы подумали, что я собираюсь занять место генерала? Это было бы нечестно. Уверяю вас, вы здесь не в заточении. Можете считать себя моей гостьей. – Он чопорно поклонился и щелкнул каблуками.
Ариана ошеломленно смотрела на него.
– Спокойной ночи, фрейлейн.
Он шагнул в спальню и тихо закрыл за собой дверь, а Ариана растерянно двинулась дальше по коридору.
– Так куда же она подевалась? – раздраженно спросил капитан фон Райнхардт у Гильдебранда. – Фон Трипп сказал, что вчера отвез ее в бараки. Вы спрашивали у начальницы?
– Нет, ее на месте не было.
– Так возвращайтесь и спросите. У меня есть дела поважнее, чем заниматься всякой ерундой!
Час спустя Гильдебранд вернулся к капитану с докладом. Фон Трипп корпел над бумагами, которые не успел закончить накануне.
– Ну, так что она сказала? – сердито спросил капитан.
У фон Райнхардта выдался крайне неудачный день, а тут еще этот чертов генерал со своей девкой, которая больше не представляла для капитана никакого интереса. Если у Риттера разыгрался аппетит, пусть сам занимается своими любовными делишками. Вполне мог бы отправить за девчонкой собственного адъютанта.
– Она исчезла.
– Исчезла? Какого черта! – Фон Райнхардт рассвирепел. – Сбежала, что ли?
– Никак нет, господин капитан. Ее увезли. Начальница барака сказала, что ее увез какой-то офицер.
– А в журнал убытия вы заглядывали? – рявкнул фон Райнхардт.
– Никак нет. Сходить еще раз?
– Не нужно. Исчезла так исчезла. Генерал найдет себе другую. К тому же не думаю, что он многого лишился. Как знать, вдруг ее папаша все-таки объявится. Тогда Риттеру пришлось бы расплачиваться за то, что он включил девчонку в свой гарем.
Фон Райнхардт комически закатил глаза, и Гильдебранд расхохотался.
– Вы думаете, ее старик жив? – с любопытством спросил лейтенант.
– Вряд ли, – пожал плечами капитан и велел Гильдебранду заняться делом.
В конце дня фон Райнхардт сам наведался в барак, чтобы расспросить начальницу. Она достала журнал, и фон Райнхардт получил интересовавшую его информацию. Прочтя имя офицера, забравшего девушку, он немало удивился и к себе в кабинет возвращался в большой задумчивости. Может быть, фон Трипп наконец возвращается к жизни? А ведь казалось, что он так никогда и не оправится после гибели жены и детей. Да еще то прошлогоднее ранение. Можно было подумать, что Манфред поставил крест на своей жизни. От него осталась одна тень, он начисто отказался от развлечений и светской жизни. Любопытно, очень любопытно… Вообще-то фон Райнхардт подозревал нечто в этом роде, потому-то и отправился лично в барак. Надо сказать, что от внимания Дитриха фон Райнхардта вообще мало что ускользало.