– Это, наверное, жуткая скукотища.
– Герхард! – строго нахмурилась фрейлейн Хедвиг, а Кассандра весело рассмеялась.
Заговорщически понизив голос, она шепнула своему очаровательному сыночку:
– Там и в самом деле будет жуткая скукотища, но никому об этом не говори. Это будет наш с тобой секрет.
– Ты очень красивая, – заявил Герхард, одобрительно оглядывая ее.
Кассандра чмокнула его в пухлую ручонку.
– Спасибо.
Она прижала ребенка к себе и нежно поцеловала в золотистую макушку.
– Спокойной ночи, мой маленький. Ты возьмешь собачку с собой в постель?
Герхард покачал головой:
– Хедвиг говорит, что этого делать нельзя.
Кассандра ласково улыбнулась няне, полной женщине средних лет:
– Думаю, ничего страшного не будет.
– Хорошо, госпожа.
Малыш просиял, и они с матерью хитро улыбнулись друг другу. Потом Кассандра улыбнулась дочери:
– А ты возьмешь с собой в постель свою новую кошку?
– Наверное, возьму.
Девочка взглянула сначала на няню, а уже потом на мать. Кассандра почувствовала, как внутри у нее все опять сжимается.
– Завтра покажи ее мне, хорошо?
– Хорошо, сударыня, – ответила Ариана.
Это обращение больно задело Кассандру, но она не подала виду – ласково поцеловала дочку, махнула детям рукой и тихо закрыла за собой дверь.
Спустившись по лестнице настолько быстро, насколько позволяло узкое платье, Кассандра появилась в прихожей как раз вовремя – Вальмар приветствовал первых гостей.
– А вот и ты, дорогая.
Он обернулся к ней с улыбкой, как всегда, восхищенный ее красотой. Последовали неизбежные приветствия, мужчины щелкали каблуками, целовали дамам ручки. Пару, прибывшую первой, Кассандра принимала у себя дома впервые, хотя они несколько раз встречались на официальных раутах в банке. Взяв мужа под руку, Кассандра последовала за гостями в салон.
Вечер прошел как обычно – изысканные яства, лучшие французские вина, светская болтовня. Разговор вращался главным образом вокруг двух тем – банковского дела и путешествий. О детях и о политике говорить было не принято. Шел 1934 год, недавняя смерть рейхспрезидента фон Гинденбурга освободила Адольфу Гитлеру путь к безраздельной власти в стране. И тем не менее банкиры считали ниже своего достоинства обсуждать политические вопросы. Гитлер стал рейхсканцлером еще в минувшем году, однако это событие никоим образом не отразилось на состоянии дел германских финансистов. У Гитлера была своя работа, у них – своя, не менее важная для блага рейха. Многие банкиры относились к выскочке-рейхсканцлеру с презрением, считали, что опасаться его не приходится. Живи и давай жить другим – вот золотое правило. Но были, разумеется, и такие, которым идеи Гитлера пришлись по душе.
Вальмар фон Готхард не относился к их числу, однако предпочитал держать свои политические убеждения при себе. Темпы, с которыми нацисты концентрировали в своих руках власть и влияние, внушали ему тревогу. В приватных беседах Вальмар не раз говорил своим близким друзьям, что дело может закончиться войной. Однако на званом ужине о подобных материях дискутировать не пристало. Блинчики с клубникой и шампанское занимали гостей гораздо больше, чем проблемы третьего рейха.
Последний гость ушел в половине второго ночи. Когда супруги наконец остались наедине, Вальмар устало обернулся к Кассандре и зевнул:
– По-моему, ужин прошел превосходно, дорогая. Ты знаешь, утка мне понравилась больше, чем рыба.
– В самом деле?
Кассандра подумала, что нужно будет завтра сообщить об этом повару. Фон Готхарды традиционно устраивали поистине лукулловы пиршества: непременно закуски, супы, рыбные и мясные блюда, салаты, сыры, десерт и в заключение фрукты. Такова была традиция, и отказываться от нее они не собирались.
– Тебе понравился вечер? – спросил муж, когда они медленно поднимались по лестнице.
– Конечно, Вальмар. – Кассандра была тронута. – А тебе?
– Во всяком случае, польза от него была. Думаю, что теперь бельгийская сделка состоится. Мне было очень важно побеседовать с Гофманом в неофициальной обстановке. Очень рад, что он пришел.
– Что ж, тогда я тоже рада.
Кассандра сонно подумала, что, очевидно, в этом и состоит цель ее жизни – помогать мужу провернуть бельгийскую сделку, а любовнику – написать новую книгу. Так вот ради чего она живет на свете? Ее предназначение – помогать мужчинам в их деятельности? Если так, то почему мужчинам, а не собственным детям? Нет, не так: почему не самой себе?
– По-моему, у него прехорошенькая жена, – сказала она вслух.
Вальмар безразлично пожал плечами. Они были уже на площадке второго этажа. Муж грустно улыбнулся:
– Не обратил внимания. Боюсь, что после тебя другие женщины перестали казаться мне привлекательными.
– Спасибо, – с улыбкой отблагодарила Кассандра.
Настал неловкий момент – оба стояли каждый перед своей дверью и никак не решались разойтись. В обычные вечера эта сцена была менее мучительна. Вальмар просто удалялся в свой кабинет, а Кассандра отправлялась к себе в будуар почитать какую-нибудь книжку. Но сегодня им пришлось подниматься по лестнице вместе, и каждый с особой остротой ощутил свое одиночество. В прежние времена супруги нередко проводили ночь в спальне у Кассандры, однако теперь – и это было абсолютно ясно обоим – подобные встречи стали невозможны. Поэтому всякий раз, желая друг другу спокойной ночи, они чувствовали себя так, словно прощаются всерьез и надолго.
– В последнее время, дорогая, ты стала выглядеть лучше, – произнес Вальмар с нежной улыбкой. – Я имею в виду не только красоту, но и твое здоровье.
– Я и в самом деле чувствую себя гораздо лучше, – с такой же улыбкой ответила Кассандра и заметила, как при этих словах в его глазах что-то погасло. Она поспешно отвела взгляд.
Наступило молчание, прерванное перезвоном часов.
– Уже поздно, тебе пора спать.
Вальмар поцеловал ее в лоб и решительно направился к своей двери.
– Спокойной ночи, – тихо прошептала Кассандра ему вслед и быстро прошла к себе в спальню.
Над прудом возле Шарлоттенбурга дул холодный, пронзительный ветер. Дольф и Кассандра гуляли по пустынной аллее. Они были в парке одни. Дети еще не вернулись из школы, а влюбленные парочки и старушки, кормившие уток, в такой холодный день предпочитали сидеть дома. Но Дольф и Кассандра были даже рады непогоде – никто сегодня не нарушал их уединения.