– А ты?
Нина рассмеялась.
– Подождала, пока директриса успокоится, и мило так спросила: если вас возмутило мое предположение об использовании вибратора, то прошу прощения. Вы, наверное, его никогда не видели. Та как завопит: «Нет, конечно, что за гадость, мне и в голову не придет резиновой штукой мужчину заменять». И тут я…
Нина сделала эффектную паузу, а потом торжествующе закончила пассаж:
– Тут я тихонечко так поинтересовалась: а откуда вы тогда знаете, как этой штукой пользоваться? И почему точно упомянули слово «резиновый»? Если никогда игрушки не видели, отчего не подумали, что она деревянная? Вот это, блин, полный аут был. Она сначала побледнела, затем покраснела, посинела, прямо радуга. Билетерши в кучу сбились и трясутся, а директриса ваше с катушек съехала и давай визжать: «Увольняю, за нарушение трудовой дисциплины». А я ей: «Права не имеете!»
Цирк, одним словом, вечером я, правда, сама заявление написала. Э, погоди, – Нина отложила ручку, – вспомнила, я его ей на стол положила.
– Небось она потеряла, – вздохнула я, – сделай милость, нацарапай еще раз. А правда, что у вас в кинотеатре мужика убили?
– Нет, рядом, на пруду.
– Жуть какая, и ты видела? – стала я развивать главную тему беседы.
– Как укокошили, нет, только когда вытаскивали из воды.
– Ужас, но вроде пруд не видно из кассы…
– Я курить выходила.
– И тут же тело обнаружила?
– Нет, его зрители углядели. Последний сеанс закончился, а выпускают из кино сзади, там дверь есть. Ну и приметили мужика, он из воды-то выполз, но скончался. Милиция потом приехала, два часа с вопросами к нам приставала.
– Небось на машине был!
– Ага, на красной, – кивнула Нина, – припарковал ее на площадке, я как раз курила. Еще удивилась, чего его сюда принесло, ну не в кино же собрался? А как он за «Буран» шмыгнул, мне сразу понятно стало.
– Что?
– Приспичило ему, в кусты побежал. Мог, конечно, у меня за двадцатку билет купить и в комфорте устроиться, но пожалел денег.
– Ну?
– Что «ну»? Я на рабочее место пошла, а часа через полтора народ заорал: «Помогите, милиция, убили!»
– Машина красивая?
– Не отказалась бы от такой, шикарная тачка.
– Куда же она потом делась?
– Не знаю, – пожала плечами Нина и подняла на меня тяжелый взгляд, – а тебе какое дело?
– Просто любопытно, человек приехал на машине, отошел на несколько минут и умер, что же с тачкой было?
– На, – протянула Нина мне исписанный листок.
– Может, ее кто отогнал?
– Кого?
– Машину.
– Любопытная ты, как я погляжу, – хмыкнула Нина, – ступай себе. Машину, наверное, потом родственники забрали. Топай отсюда, у меня дел полно, заявление тебе написала, чего еще надо?
– Ничего.
– Прощай тогда, – бесцеремонно сказала Нина и выставила меня за дверь.
Оказавшись на лестничной клетке, я тяжело вздохнула и принялась рыться в сумочке, разыскивая сигареты, но не успели пальцы наткнуться на пачку, как из-за спины донеслось:
– Алло, это я, Нина.
Удивленная, я обернулась. Сзади было пусто, но в ту же минуту я поняла, что голос несется из-за двери, возле которой я стою, пытаюсь «откопать» курево. Створка из прессованной древесной крошки великолепно пропускает звуки, а телефон у Нины в прихожей. Я немедленно обратилась в слух.
– Имейте в виду, – тарахтела девица, – легко не отмажетесь. Ишь, сунули мне сто долларов, и думаете, все?
Нет уж, несите сегодня еще! Да побольше! Пятьсот!
Очевидно, на том конце провода ей ответили решительное «нет», потому что Нина протянула:
– Ладненько, как хотите, только от меня секунду назад баба из милиции ушла, про машину спрашивала, красную, и прикидывалась, будто и не из легавки она вовсе. Я-то, конечно, сделала вид, что верю, и ничего не рассказала, но ментярка небось недалеко утопала, можно и догнать.
Я стояла не дыша, больше всего боясь, что Нина распахнет дверь и обнаружит меня, прижавшуюся к косяку.
Из квартиры раздался смех.
– Ну вы и хитрюга. Нет, будет по-моему, через двадцать минут возле метро, там есть пиццерия, прямо в зале. Ладно, ладно, хорошо, но не позже. Имейте в виду, не явитесь к назначенному сроку, сразу же двину в милицию, прикиньте, как следак обрадуется, а?
Я отпрянула от двери, вскочила в лифт, спустилась на первый этаж и рысью понеслась к подземке.
На небольшой площади, несмотря на накрапывающий дождик, бойко гудел маленький рыночек, я подбежала к мужику, торговавшему шаурмой, и спросила:
– Подскажите, где тут пиццерия?
Черноволосый и черноглазый продавец схватил лаваш, расстелил его не слишком чистой рукой на прилавке, поднял нож и ласково поинтересовался:
– – С кетчупом или майонезом?
– Спасибо, не надо, мне нужна пиццерия!
– Почему «не надо», – лучился улыбкой торговец, – хочешь курицу – ешь курицу, не хочешь, бери говядину, самая хорошая шаурма у Ахмета, везде дрянь, у меня первый класс.
И он с чувством поцеловал кончики пальцев своей правой руки.
– Я совсем не голодна, как пройти в пиццерию?
– Зачем она тебе? Там Рустам заправляет, грязно у него, шум, блям, блям, на кусочке теста маленький грибочек лежит, сыра нет, помидор гнилой, а воду он в свои бутылки вон из того крана набирает. Нальет на улице, а на ценнике стоит: «Чистая ключевая, из источника». Не верь, везде обман, на площади только Ахмет честный, остальным руки надо оторвать.
К ларьку неторопливо приблизился патруль.
– Сделай нам две со свининой, – раздался веселый голос.
– Вот видишь, – ткнул пальцем продавец в парней, одетых в синюю форму, – милиция у Ахмета покупает, к другим не идет, знает, где хорошо!
– Не балабонь, – сердито оборвал его один из сержантов, – да кетчупа с майонезом не жалей, а то в прошлый раз выдавил две капли.
– Подскажите, где тут пиццерия? – обратилась я к служивым.
– За угол зайдите, – ответил самый молодой, – палатку увидите, с кепками, следующий кабак «Итальянский рай» называется.
Я добежала до ярко-красного павильончика, потом вернулась к лотку с шапками, купила серую бейсболку с козырьком, закрывавшим почти все лицо, нацепила ее и вошла в душный зал.
Шум тут стоял неимоверный. Из четырех динамиков, установленных в разных углах, неслась восточная музыка.
В центре кафе, составив несколько столов, веселилась компания студентов, у них при себе был бумбокс, из которого несся вопль диджея. И вообще, в крохотном помещении яблоку упасть было негде. Стараясь переорать музыку, посетители разговаривали громко, почти все курили, а на столиках стояли бутылки из-под пива. Над баром парил плакат: «Не курить, распивать спиртные напитки запрещено».