Сейчас за окном кабинета внизу один переулок, такой, как и должен быть привычным здешнему Ляхову. Вымощенный диабазовыми брусками, с многочисленными магазинчиками для понимающей публики. Вон, напротив, двухэтажный магазин «Букинист». Существует здесь лет полтораста. На первом этаже текущая литература, а поднимешься по двухмаршевой деревянной скрипучей лестнице — там книги девятнадцатого, а то и восемнадцатого века. Для ценителей. И не очень дорого.
Есть табачный магазин, винный, ювелирный, несколько комиссионных, специализирующихся на антиквариате и живописи. Этого достаточно.
Зато, пройдя через одну из замаскированных между книжными стеллажами дверей, по кругу вернёшься через соседнюю (если квартира тебя знает), окажешься в этом же кабинете, но за окном увидишь совсем другое. Ни нормальной мостовой, ни тротуаров, переулок сплошь покрыт керамической плиткой дикого розоватого цвета. Кричаще-безвкусно оформленные магазины, вывески на смеси «французского с нижегородским», несколько кафе и ресторанчиков, обещающих какие-то «бизнес-ланчи», «суши» и «пиццы». Люди перемещаются слишком суетливо, без степенности и достоинства, положенных в респектабельном центре города.
Глупая и странная, на взгляд Секонда, жизнь здесь творилась. А главное — опасная. Отсюда приходили в его мир кавказские и западноукраинские наёмники с тяжёлым вооружением, «учёные», зомбировавшие тысячи людей и учинившие едва не удавшийся государственный переворот. Не государственный даже, цивилизационный.
Но ведь это, одновременно, и мир Шульгина, Новикова, всех остальных «братьев» и «сестёр». И Фёста.
Вадим по своей воле вряд ли туда отправился бы, даже на экскурсию, хватит с него боковых времён. Но если друг-брат зовёт — куда денешься? Долг платежом красен.
А пока Фёст беседовал с Людмилой.
— Что подготовлены вы все хорошо, я знаю. Моральными принципами не озабочены. Да и ни к чему они, верно? «Нравственно всё, что служит нашему делу»…
— Знаю. Это из Ленина. Изучали.
— Молодцы, в СССР девушка с высшим образованием сотню-другую подобных цитат должна была навскидку знать. А сейчас нужно текущие реалии западной жизни подучить. Чтобы хоть получасовой разговор со случайно встреченным соотечественником выдержала.
— Дадите нужные материалы — выучу. Извините, как мне к вам следует обращаться? — спросила Вяземская. Ей факт наличия близнецов (точнее не совсем близнецов) был безразличен. Нужно было понимание позиции.
— Да так и называйте. Вадим Петрович. Вам всё равно, а мне привычнее. Только на той стороне не путайтесь, если втроём рядом с посторонними окажемся.
— Не запутается. Пусть я там для простоты, для третьих лиц Пётр Петрович буду, — сказал Секонд. — Ты когда свой рейд предпринять собираешься?
— Сейчас. Тебе, Люда, сколько времени на подготовку нужно?
— Ровно столько, чтобы прочитать всё, что дадите.
— Нормально. Только с твоей «родиной» определиться надо. Что-нибудь поэкзотичнее и подальше… Вот! — хлопнул он себя по лбу. — Парагвай. Там и сейчас живут тысяч несколько потомков белоэмигрантов, геройски себя проявивших в войне с Боливией. Испанский знаешь?
— Свободно.
— Ну и всё. Сейчас в Интернете разыщем и карты, и фотографии, и тамошние газеты, журналы за последние год-два. Кинофильмы из парагвайской жизни — это вряд ли, но посмотришь несколько аргентинских, один чёрт. Короче — цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи…
— Это — Хрущёв. Из речи на XXII съезде КПСС, — вновь блеснула эрудицией Людмила.
— Точно, молодец! — восхитился Фёст, и Секонд отметил, что отнюдь не наигранно. Очевидно, что девчонка брату-аналогу на самом деле начинала нравиться. Стремительно. Он сам не понимал механизма, обеспечивавшего валькириям столь мощную эмпатию. Но с первых дней общения с ними на «Валгалле» отчётливо понял, что любая, если поставит себе такую цель, сумеет заставить потерять голову даже его, знающего, с кем имеет дело. Там роль «графитовых замедлителей цепной реакции» исполняла Майя. Не хуже него ощущавшая исходящую от юных существ магнетическую силу.
У Фёста такого стопора нет. И слава богу. Сам себе, совершенно свободно, выбрал напарницу для работы. А если что-то большее — пусть будет счастлив. В любом случае Людмила красивее, умнее и психологически мотивированнее, чем любая женщина, какую он мог бы встретить (но так и не встретил) у себя. А ведь четвёртый десяток недавно пошёл!
Усадив Людмилу за компьютер и снабдив её десятком книг и толстой пачкой ежедневной и еженедельной прессы, они решили вдвоём прогуляться по той Москве. Родной Фёсту и плохо представляемой Секондом. Провести, как говорится, командирскую рекогносцировку.
Перед тем, как оставить девушку одну, Фёст её проинструктировал, в стиле Синей Бороды, проверявшего моральные качества очередной жены. В какую дверь входить можно, в какую нет, что можно трогать руками, что нельзя. Само собой, входную дверь никому не отпирать. Если зазвонит телефон, отвечать: «Секретарь Вадима Петровича. Кто говорит и что ему передать?» В самом крайнем случае, если, допустим, они до утра не вернутся и никаких инструкций не передадут, таким вот образом выйти через эту дверь, и никакую другую, после чего явиться к Уварову и доложить. Иных действий не предпринимать, о случившемся забыть.
Ляхову-первому, честно признаться, последние полгода жить было просто скучно. После операции «Снег и туман» [100] , когда за одну великолепную, сумбурную и азартную ночь в Москве было изъято около трёх сотен важных людей, от генералов всевозможных служб до воров разной степени авторитетности, ничего интересного в его биографии не случалось.
Цель операции, проведённой «Братством», ему была понятна. Параллельная Россия спасена от хорошо просчитанной и подготовленной агрессии плюс инвазии. А толку? Ему лично.
Подразумевалось, что заодно и эта РФ будет почищена. Ну да, факт имел место. Эффектный. Только он не хотел считать себя политиком. Он оставался по образованию и самоощущению врачом. Военно-полевым хирургом. Почистить, как в Крымскую войну, огнестрельную рану от обрывков грязной портянки и раздробленных мышц, костей — можем, причём без анестезии, за отсутствием оной. И очень старательно. А дальше? Ладно, те доктора насчёт стафилококков и стрептококков понятия не имели, кроме смутных подозрений, а он-то, капитан медслужбы, — имеет.
Оттого не возлагал на акцию «Братства» далеко идущих надежд. В чём немедленно и убедился.
Завершив операцию, старшие братья почти немедленно переключились на какие-то новые дела. Да и понятно: приняв на себя функцию «защиты Реальности», неизвестно как понимаемой в широком смысле, много ли сил и внимания останется для того, чтобы одинаково с каким-то Ляховым воспринимать окружающую его действительность? Хорошо, вообще не забыли, как хам-полковник через минуту забывает сержанта, только что тащившего его из-под бомбёжки или миномётного огня. Хорошо, стряхнёт землю с фуражки и кивнёт адъютанту: «Напиши этого на „ЗБЗ“ [101] ». А нередко вообще простое «спасибо» не скажет.