— Личное послание, вроде бы, привезла, то ли от мужа, то ли от самого Верховного Правителя…
— Ох, ты… — не нашёл более оригинального междометия Миллер. — Опять чего-нибудь затевается? А для чего вот эту прислали? Офицеров не хватает?
— Читай «Три мушкетёра», — назидательно ответил Ляхов. — Миледи, граф Рошфор, кардинал и всё такое… О подробностях мне ничего не сказали. Велели встретить, договориться с Императором о встрече и препроводить…
Миллер снова покрутил головой, поскольку рот был занят разгрызанием перепелиного туловища. Адъютантская служба — она тоже не сладкая. Когда с царём рядышком сидишь и питаешься от пуза, а когда и сухпайком перебиваться приходится.
— Я всё равно не понимаю, — сказал войсковой старшина, прожевав и вытерев губы салфеткой. — Зная нашего Государя (а кто, как не ближний помощник, стременной и постельничий, может знать его лучше?), посылать для государственных переговоров такую бабу — он закатил глаза, — это или глупость, или провокация…
Ляхов был с ним совершенно согласен, не только потому, что уж очень они с Миллером друг друга знали и понимали, а поскольку сам интригу затеял. Ему было интересно, как опытные, неглупые люди, свободные от комплексов (а Павел был именно таким), отнесутся к разыгрываемой им комбинации. Вспомнился советский фильм-мюзикл по мотивам «Двенадцати стульев», ария Миронова-Бендера: «Вы оцените красоту игры!».
— Ты, что ли, подозреваешь генерала Берестина — а ты его помнишь в самый трагический момент нашей обороны, и здесь, и в Москве — в том, что он мог собственную жену Олегу подсунуть? — Голос Вадима прозвучал настолько естественно, как только возможно.
— Не заводись, Вадик, — положил ему руку на погон с вензелем Миллер. — Пей, пока позволено, и не осложняй себе жизнь. Я тебя на десять лет старше, всякого насмотрелся. Прежде всего — с чего ты вообразил, что он её подсунул? Есть масса других объяснений происходящему, и если бы не лень — каждое тебе изобразил. Второе — откуда ты знаешь, что это именно его жена? Не слабый вопрос, правда? Ты ведь до белого Севастополя и Харькова так и не добрался? А нас ведь звали…
Ляхову пришлось кивнуть, соглашаясь, что в тех местах и временах он так и не был и нотариально факт супружества этой дамы и генерала Берестина заверить, само собой, не готов.
— Поэтому, друг ты мой — забей на всё, — доверительно, почти на ухо сообщил ему Миллер. — Знать нам лишнего не позволят, кому следует, а главное — стремиться к этому не нужно. Сказал Олег — отдыхайте, так и будем отдыхать, чтобы он потом в изумление пришёл… Сказали тебе — жена генерала. Значит — жена. И не придерёшься. Велено. Главное — на второй этаж не лезь, и всем будет хорошо… А вообще очень ты вовремя приехал — словно специально подгадал. Телепатией, случаем, не занимаешься? У Отца нашего почему настроение плохое — облом у него по женской части получился. Чекменёв ему обещал несколько ве-есьма, по его словам, соблазнительных девчонок показать, новых офицерш из женского отряда «печенегов», да ты наверняка в курсе. Они там в Одессе весьма ярко себя проявили и к орденам представлены. Государь и соизволил повелеть, чтобы их для награждения сегодня сюда представили. А они — надо ж такому случиться, все скопом отпуск на несколько дней испросили, с выездом за пределы Москвы. В неизвестном, можно сказать, направлении…
«Очень интересно, — подумал Ляхов. Как же это такая информация мимо меня проскочила? Специально, что ли, Игорь Викторович решил меня „за кадром“ оставить, как бы чего не вышло? И Тарханов не сказал… Хотя он, может, и собирался, так меня в зоне телефонной доступности не было… Вовремя, получается, я девушек из-под удара вывел, а то и не знаю, что бы здесь сейчас случиться могло…»
— Так слушай дальше, — продолжал Миллер, — решил он другую даму из фавориток пригласить: не пропадать же куражу. Так и она, представь, в отъезде… В общем, настроение у Государя упало ниже уровня моря — и вдруг ты, как с неба свалился.
— А если и с ней не выйдет? — спросил Ляхов.
— Не наша забота, — отмахнулся Миллер. — Не догонит, так согреется… Давай-ка я гитару велю принести, и споём мы с тобой что-нибудь этакое, фронтовое. Из репертуара офицеров Добровольческой армии.
— Это — хоть сейчас, — согласился Вадим. Слух у него был великолепный, с раннего детства родители на рояле заставляли упражняться. Не дожидаясь гитары, запел «а капелла»:
Десятые сутки пылают станицы,
Горит под ногами родная земля…
* * *
Император провёл Сильвию в очень удобную и приятную светёлку. Комната в мансарде, обставленная скупо, но красиво. Ручной работы, причём — выдающегося резчика по дереву — два кресла, стол, скамьи по обе стороны окна, шкаф книжный и шкаф для напитков. Всё — из карельской берёзы или причудливых корневищ. Едва ли не стеклом выскобленный пол, ковры и паласы, привезённые из дальних среднеазиатских походов. Такое интересное сочетание стилей.
— Так что же просил передать мне ваш супруг, в котором, снова повторюсь, я вижу идеал настоящего русского офицера? — спросил Олег, вначале устроив гостью, потом выставив на стол два обливных глиняных кувшина с напитками, крепким и не очень, глиняные же чарки и кружки. Ваза со свежайшими фруктами уже присутствовала, неизвестно когда успевшая появиться.
— Ужинать мы будем позже и в другом месте, — счёл необходимым предупредить Император, — а это просто так, с дороги освежиться…
Сильвия устроилась в кресле поудобнее. На Столешниковом она выбрала себе наряд, для здешней светской дамы странный, но, с учётом совета Ляхова, подходящий. Если она явилась на аудиенцию прямо из двадцать пятого (тысяча девятьсот) года неизвестной Императору реальности, как раз то, что нужно. По любым вкусам, хоть аристократическим, хоть военным — не придерёшься.
Платье стиля «сафари», модного в конце семидесятых годов двадцатого века в ГИП. Травянисто-зелёного, ближе к хаки цвета. Длиной на ладонь ниже колен, но с разрезами по бёдрам почти до пояса. Много больших накладных карманов, пряжки, хлястики, подобие газырей (или гнёзд для боевых патронов) на груди. Кто-то помнит Джейн из фильма тридцатых годов про Тарзана, там она бегала по джунглям в таком же платье, но в моду фасон тогда не вошёл. Вторая мировая война помешала. Зато в семидесятые в СССР — две инженерские зарплаты за такое отдать нужно было, и то на «толкучке» не всегда найдёшь.
Вот на разрезе Император и зафиксировал свой намётанный глаз. Роскошную дамскую ножку приличия позволяли (в обычной обстановке) видеть едва до колена, ну, если повезёт — чуть выше: ветерок внезапный юбку девушке на улице приподнимет, ещё что-нибудь в этом же роде.
Зато генеральша Берестина совсем не собиралась скрывать длинного разреза, который позволял видеть тонкие голубые резинки от пояса до широкой кружевной окантовки бледно-зелёных шёлковых чулок. И мраморно-белую, совсем не загорелую кожу выше.
Она охотно выпила с Олегом Константиновичем не вина, а куда более крепкого напитка, из личных погребов. Тут же и закурила — с конца девятнадцатого века светские дамы ввели в стиль курение. Причём табаком развлекались самые скромницы, прочие предпочитали гашиш, опиум, кокаин.