А свою начальницу будто бы не замечали. Конечно, только из деликатности. Всё они видели, понимали, радовались за неё, не хотели невзначай помешать даже не к месту сказанным словом.
— Пойду со всеми, зачем раньше времени отделяться? А ты со своими настроениями и с Вадимом Петровичем без меня разберись. Придумаешь, что сказать — знаешь, где меня найти…
— Будь по-твоему, — с тяжёлым сердцем согласился Валерий. — Желаю весело провести время. Но вы там, в кабаках, поаккуратнее. Не забывайте, что не на работе. Старайтесь обходиться только добрым словом, без помощи пистолетов и подручных предметов.
— Постараемся…
Девушки уселись в ждавший на привокзальной площади отрядный автобус, несколько обескураженные тем, что Вельяминова едет с ними, а подполковник остаётся один, бодрящийся, но явно невесёлый.
Он попрощался с каждой, ещё раз поблагодарил за службу и выразил надежду, что на построение отделение явится в срок и без потерь.
— Господин подполковник, поехали с нами! — задорно предложила Кристина, в дороге избавившаяся от специального, для Одессы подобранного образа и вновь превратившаяся в светловолосую, вполне славянского облика барышню. — Мы к вам ужасно привыкли, жалко просто так расставаться… Побудете нашим общим кавалером…
Другие девушки почти хором её поддержали, одна Анастасия промолчала.
— Ненадолго расстаёмся. Завтра обязательно увидимся, — пообещал Уваров, с благодарностью приложив руку к сердцу.
— Ну-у, это уже будет совсем не то…
— Честно говорю, никак не могу. Дел — выше головы. Но в следующее увольнение — обязательно. Надеюсь, придумаем повод. — Он бросил короткий взгляд на Настю. И ещё шесть пар глаз повернулось к ней. Она сделала вид, что ничего не замечает, но почувствовала себя ужасно глупо. Устроили тут цирк, словно сговорились, а ей отвели роль клоуна, теряющего на арене штаны.
Уваров махнул рукой, повернулся и, стараясь держаться не по-офицерски, а как подобает нормальному обывателю, слегка развинченной походкой направился к стоянке таксомоторов.
За полчаса поездки до отрядного городка Анастасия выслушала много разных слов в свой адрес. Подруги по очереди и хором объясняли ей всю неуместность и даже глупость такого поведения, расписывали, какой на самом деле замечательный человек их подполковник, и только законченная дура может изображать из себя неизвестно что, в то время как каждой нормальной дуре должно быть понятно… И так далее.
Настя наконец не выдержала.
— Всё, хватит! Хватит, я сказала. — Хорошо, что голос удалось удержать от срыва в истерические нотки. Прозвучало просто как строевая команда. — Ничего не понимаете, так и не лезьте! И нечего воображать неизвестно что. Сама разберусь. Если будет в чём разбираться…
— Действительно, девки, хватит, — строго пресекла дискуссию Маша Варламова. — Не знаем, в чём дело, а рассоветовались… Если что, я Валерию Павловичу хоть завтра предложу себя в утешительницы. Пообещаю, что белее и пушистее меня не найдёт. Никогда ни слова поперёк не скажу. По чину не положено. Вот когда сама под полковником буду…
Девушки дружно рассмеялись, даже Анастасия, и вернулись к обсуждениям планов. Куда всё-таки вечером пойти и в какие магазины немедленно бежать, чтобы, не считая денег, экипироваться самостоятельно, а не под руководством «тётушек».
В самом мрачном расположении духа Уваров приехал домой, долго бесцельно сидел на подоконнике, глядя в окно. От нечего делать принял душ, второй раз побрился. Может быть, напрасно он встал в позу? Делал бы вид, что ничего не случилось, согласился провести вечер с девушками, как-нибудь с Настей в очередной раз объяснились…
По-своему она, конечно, права, тут спору нет. Если тот же Ляхов не хотел раскрывать свои карты перед Чекменёвым, так он тоже не поторопился докладывать генералу, что от Вадима слышал. Почему же от девушки, только начинающей службу, потребовал нарушить офицерское слово? Да ещё и нагрубил. Но ведь попросил потом прощения. От всей души предложил, чтобы она у него поселилась. Без всяких посягательств на её честь и принципы. Искренне посчитал, что так лучше будет, и передумать у неё шансов останется гораздо меньше. А она отказалась. Хорошо, если действительно постеснялась демонстративно уехать с ним, оставив своих девчонок, и решила отложить окончательный шаг на более подходящий момент.
А если передумала совсем? Он, по сути дела, совсем плохо её знает и понимает. Мало ли, что говорит по-русски и старается вести себя как русская — на самом-то деле она иностранка, более далёкая от него, чем какая-нибудь марокканка или китаянка. Если иметь в виду её неизвестное происхождение и чужое воспитание…
С такими мыслями далеко можно зайти…
Валерий не выдержал, позвонил Ляхову. Доложил о прибытии и попросил о срочной встрече.
— Хорошо. Где предпочитаешь, у меня или у тебя?
— Давайте у вас. — В своей квартире Уварову оставаться не хотелось, он думал, что в чужом доме будет легче отвлечься от угнетающих воспоминаний.
Вадим Петрович отчего-то предложил встретиться на углу Петровки и Столешникова, что было довольно далеко и от его холостяцкой квартиры, и от Майиной, где он жил, когда жена наведывалась в Москву. Ну, мало ли, какие у него соображения.
В форму Уваров переодеваться не стал: в центре Москвы слишком много военных людей на улицах, надоест честь старшим по званию отдавать и отвечать на приветствия младших.
Ляхов, к его удивлению, тоже был в гражданском, хотя для него время как раз служебное.
— С удачным возвращением тебя. — Они крепко пожали друг другу руки. — Ну, пойдём, тут у меня рядом есть удобное пристанище. Хороший друг в отъезде, попросил за домом присматривать. Там и посидим…
Квартира оказалась на самом деле роскошной. Ляхов провёл Валерия через большую прихожую с громадным старинным зеркалом в причудливой резной раме, гостиную, где главным предметом обстановки был накрытый полотняным чехлом концертный рояль, в кабинет с несколькими тысячами книг в застеклённых шкафах и на открытых полках.
Кабинет имел и второй выход, в широкий полутёмный коридор, и Уварову показалось, что тот ведёт во множество других помещений и комнат. Само собой складывалось ощущение, что квартира занимает весь этаж большого, весьма престижного по внешнему виду дома.
«Что же это за друг у Вадима такой? Знаменитый музыкант, судя по инструменту, профессор консерватории, допустим, или просто очень богатый человек с хорошим вкусом, любитель наук и искусств?» Тренируя профессиональные навыки, подполковник пытался по множеству деталей составить представление о человеке, жившем здесь, судя по всему, не одно десятилетие.
— Садись, будь как дома, — указал Ляхов на глубокое кожаное кресло рядом с журнальным столиком на ножках в виде лап какого-то сказочного зверя. Сам сел по другую сторону. — Сигару желаешь? Мой друг обожает высококлассные сигары. Что тут у него? — Вадим раскрыл стоявший на нижней полке столика хьюмидор. — Так… «Падрон магнум», Никарагуа. «Артуро Фуэнте», Доминикана, «Пауль Гармириан», оттуда же. «Санчо Панса», Куба и, конечно, непременный «Монте-Кристо»… Выбирай, а я сейчас. Тут где-то в тумбочке «Чивас Ригал» имелся. Всё по протоколу…