– А вы что по этому поводу скажете, Константин Васильевич? – обратилась она к Удолину. – Ещё один маг и медиум среди нас появился?
– Несомненно, что-то магическое здесь наверняка присутствует. Выяснить подробно – потребуются специальные исследования, а это дело не одного дня. С такими проявлениями спонтанного прорыва за пределы общедоступных возможностей мне приходилось сталкиваться неоднократно. Чаще всего такие феномены носили одноразовый характер. Вызывались сочетанием особого душевного состояния, как только что у Анастасии, с фактором синергии [179] . Слишком много сил, полей, воль да просто возмущений эфира сошлось мгновенно в одной точке. Я ведь пока ещё не выяснил даже, как сработала моя пентаграмма на острове, какие вербальные… – На лице Удолина отразился внутренний свет очередного гениального озарения.
Он сообразил, что до сих пор не озаботился проверить, какие именно заклинания произносили или могли произнести его помощники в момент атаки. Они не хуже него умели чувствовать деформации астрала и должны были использовать, по обстановке, все доступные им методики, от древнешумерских до самых современных, включая пресловутый «Белый тезис» Бен Бецалеля (из ныне живущих молодых магов Земли знакомый, пожалуй, только ребу Тову). Но не здесь же об этом говорить.
– Пока одно могу предположить – эта девушка не обязательно ваша.
Вопреки его намерению, в голосе прозвучали нотки радости и даже торжества.
Удолин имел в виду, что не к породе рационалистов, вроде Шульгина, Новикова и Антона, принадлежит Анастасия, а к почти исчезнувшему за последние триста лет (после Калиостро) виду истинных магов. Как ортодоксальные иудеи всё ждут и ждут своего Машиаха, так профессор ждал появления ученика – продолжателя его дела. Оттого он так безоглядно и безрассудно присоединился к «Братству». Увидел в братьях нечто очень близкое. Близкое, вплоть до способности выходить в астрал, но – «не то», вроде как «плотники супротив столяра». Таким образом соотнося себя с друзьями, профессор понимал – «выбирать всё равно не из чего». А тут сверкнул проблеск надежды!
Эта девушка – вдруг да родилась от кого-то, предназначенного стать магом, но не ставшего просто по причине отсутствия рядом учителя? А способность свою он (или она) дочке передал на предгенетическом ещё уровне.
Здесь Удолин и Сильвия «пересеклись мыслями», но – взаимоперпендикулярно. Аггрианке как раз очень не хотелось, чтобы Анастасия оказалась другой. С прежней иметь дело гораздо проще.
Константин Васильевич мгновенно отработал «полный назад». Что умел делать так же мастерски, как Воронцов или капитан Белли на своих кораблях.
– Не ваша, милая Сильвия, потому что она сегодня не по науке действовала, не понимала этих ваших механизмов, на каковой факт вы сами же первая и обратили внимание. Или от сильных чувств интуиция у неё так усилилась, или, действительно, мои и моих коллег заклинания подобным образом ей, да и не только ей, помогли. Знаете ведь постулат: «После этого не значит – поэтому»? Возможно, портсигарчики ваши вообще ни при чём. Гордитесь, что этот крайне важный феномен вы заметили раньше меня, что означает вашу изумительную проницательность…
Но Удолин не был бы самим собой, так вот просто признав превосходство, даже в тактическом смысле, собеседницы, много лет ему знакомой.
– Однако, как нам всем тоже известно, сферы наших познаний и способностей неконгруэнтны. Я правильно употребил этот термин? Так что давайте изучать выявленный нами феномен каждый со своей стороны. Тем более, в отличие от меня, вам есть с кем посоветоваться. Всё, что следует, мы узнаем очень скоро. Или же – никогда. Такое у меня ощущение.
И, чтобы прекратить ненужный ему сейчас разговор, сделал вид, будто только сейчас вспомнил.
– Мы ведь оставили наших друзей одних уже более чем на двадцать минут. Они могут заскучать и обвинить нас в невежливости. Как минимум. Так что давайте вернёмся к общему столу. А вы, милая, – это он уже лично к Анастасии обратился, – постарайтесь на время забыть о том, что сейчас говорилось. Непонятные вам вещи, да вдобавок превратно истолкованные, не приближают к истине, но нарушают душевное равновесие. Хорошо?
– Хорошо, – согласилась девушка.
За общим столом было не то чтобы очень весело, но и особого уныния не чувствовалось. Уваров, как мог, развлекал «валькирий», ухитряясь при этом вести светскую беседу с Ибрагимом. Лишь время от времени посматривал в сторону помещения, где, непонятно зачем, уединились старшие товарищи с Настей. Очевидно, что какие-то претензии возникли именно к ней. Его, как руководителя операции, пригласить не сочли нужным.
Валерий понимал, конечно, что сейчас там разбирают вопросы, далеко выходящие за пределы его компетентности, но всё же…
Катранджи со своим умом, опытом и интуицией думал аналогично. И в меру сил подыгрывал подполковнику, симпатия к которому в значительной мере подогревалась тем, что Валерий занимал трудно адаптируемую к восточному менталитету должность командира целых трёх взводов таких прелестниц, встретить которых что на узкой дорожке, что на большой дороге он не пожелал бы никому. Впрочем, это чисто русская конструкция, не грамматически, а психологически. «Никому бы не пожелал!» Переключившись на свою истинную восточную сущность – любому из своих врагов очень бы даже пожелал встречи с каждой из сидящих напротив него девушек, – и не выразил бы по итогам этой встречи никакого сожаления. Впрочем, это уже приходилось наблюдать в Одессе.
Значит, нужно быть человеком выдающихся способностей, и не только командирских, чтобы подобные женщины соглашались выполнять приказы мужчины-офицера не просто под давлением дисциплинарной или какой-нибудь другой ответственности, а от всей души, даже с обожанием.
В таких вещах Ибрагим разбирался. Убедился в том, как девушки к Уварову относятся, и в Одессе, да и сегодня тоже. Попросту говоря, он Валерию завидовал. Ему самому, он понимал, подобного никогда не добиться. Что бы там ни случилось впереди, как бы ни сложились отношения с покорившей его сердце Кристиной, ни он, ни она никогда не забудут, кто кого второй уже раз спас, рискуя жизнью. И, значит, Ибрагим (или даже Иван) для неё никогда не станет хоть слегка похожим на бравого подполковника, пусть того завтра хоть в рядовые разжалуют.
Если только Катранджи не представится случай расплатиться по-настоящему, не деньгами, а поставив за неё на кон собственную голову. И выиграв, разумеется, иначе… Да что тут говорить!
Усевшийся рядом с Ибрагимом Удолин первым делом заполнил свою тарелку множеством соблазнительных закусок из ассортимента русской, турецкой, иных малоазиатских и ближневосточных кухонь. Басманова, знавшего профессора почти с незапамятных времён, всегда удивляло странное, на его простодушный солдатский взгляд, несоответствие между надмирностью Удолина, его причастностью к высшим тайнам духа и подчёркнутым, почти вызывающим чревоугодием. Ему бы, как истинным мудрецам, стремящимся к просветлению, тем более – достигшим его, довольствоваться горстью жареной ячменной муки, акридами [180] , сушёной рыбой, глотком родниковой воды. А этот ест и пьёт, как Гаргантюа или Лукулл [181] в свободное от сражений время.