— Выходит, я навязываюсь? — Он хотел знать все, но иногда так трудно было ему отвечать.
Тана покачала головой и посмотрела в эти карие глаза, которые уже хорошо знала.
— Нет. Вы — нет.
— Вы все еще встречаетесь со своим другом… ну, с которым вы жили вместе некоторое время? — Он улыбался ей и выглядел очень умудренным и взрослым. С ним Тана чувствовала себя почти ребенком.
— Да, я все еще вижусь с ним время от времени.
— Я хотел знать, как у вас обстоят дела.
Она собралась спросить, чем вызван такой интерес, но не осмелилась. Вместо этого он привез ее в свой дом и показал ей все. У нее перехватило дыхание с самого первого момента, как только они вошли в холл. Ничто в этом человеке не указывало на такое богатство. Он был прост, легок в обращении, скромно одет. Но, увидев, где он живет, можно было понять, что это за человек. Дом его был на Бродвее, в последнем квартале перед Президио, с маленьким, заботливо ухоженным двориком. Мраморный вестибюль, темно-зеленый со сверкающей белизной, высокие мраморные колонны, комод в стиле Людовика XV с мраморной крышкой и серебряный поднос для визитных карточек, позолоченные зеркала, паркетный пол, атласные занавески до самого пола. На первом этаже был расположен ряд изящно оформленных приемных. Второй этаж был более уютным, с огромными хозяйскими покоями, чудесной библиотекой, обитой деревянными панелями, уютным маленьким кабинетом с мраморным камином, а наверху — детские комнаты, которые теперь пустовали.
— Сейчас уже не имело бы смысла сохранять все это, но я так долго живу здесь. Мне ненавистна сама мысль о переезде…
Тане ничего другого не оставалось, как только расхохотаться, посмотрев на него:
— Думаю, что после увиденного я просто спалю свой дом.
Но она тоже чувствовала себя счастливой здесь. Это был другой мир, другая жизнь. Ему это было по карману, ей — нет. Теперь она вспомнила слухи о том, что у него приличное собственное состояние, знала, что раньше в течение нескольких лет он владел процветающей юридической компанией. Этот человек хорошо потрудился в жизни и многого достиг. Рассу нечего было опасаться с ее стороны. В материальном смысле Тана ничего от него не хотела. Он гордо демонстрировал ей одну комнату за другой: бильярдную и гимнастический зал внизу, набор ружей для утиной охоты. Это был цельный человек, разносторонний и увлеченный. Когда они снова поднялись наверх, он обернулся к ней, взял ее за руку и нежно улыбнулся.
— Я очень увлечен вами, Тана… Я очень хотел бы чаще видеться с вами, но сейчас не хочу осложнять вашу жизнь. Прошу вас, скажите мне, когда будете свободны.
Она кивнула, совершенно очарованная всем, что увидела и услышала. Чуть позже он отвез ее домой, и она сидела в гостиной, уставившись в пылающий камин. Расс был человеком, о которых читаешь в книгах или видишь в журналах. И вдруг — вот он, на пороге ее жизни, говорит, что он ею увлечен, приносит розы, гуляет с ней по Баттерфилду. Она не знала, что ей с ним делать, но одно было ясно: она тоже увлечена им.
Все это осложнило отношения с Джеком в следующие несколько недель. Тана пыталась провести несколько ночей в Тибуроне, будто заглаживая какую-то вину. Но она ни о чем, кроме Расса, не могла думать, и особенно когда они с Джеком занимались любовью. Она становилась с ним такой же раздражительной, как и Джек с ней. К Дню Благодарения она превратилась в комок нервов. Расс уехал на Восток навестить свою дочь Ли. Он приглашал ее поехать вместе с ним, но это было бы непорядочно с ее стороны. Тана должна была разрешить ситуацию с Джеком, но ко времени наступления праздников она впадала в истерику даже от мысли о Джеке. Единственное, чего она хотела, — быть с Рассом, вести тихие спокойные разговоры, подолгу прогуливаться по Президио, делать набеги на антикварные лавки, картинные галереи, проводить долгие часы за обедом в крошечных кофейнях и ресторанах. Он привнес в ее жизнь что-то такое, чего никогда в ней не было и о чем она так тосковала теперь. Какая бы проблема ни возникала, теперь Тана звонила Рассу, а не Джеку. Джек только рычал на нее. В нем все еще жило желание проучить ее, а теперь это было так утомительно. Она не чувствовала за собой такой уж вины, чтобы до сих пор мириться с этим.
— Но почему ты все еще связана с ним? — однажды спросил Расс.
— Я не знаю, — Тана с несчастным видом таращилась на него за обедом, перед тем как суд должны были распустить на каникулы.
— Может быть, внутренне ты связываешь его с твоим умершим другом? — Мысль была для Таны неожиданной, но она подумала, что вполне возможно. — Ты любишь его, Тэн?
— Нет, это не то… Это просто привычка… Мы так долго вместе.
— Это не объяснение. Из того, что ты говоришь, ясно, что ты несчастна с ним.
— Я знаю. Это какое-то сумасшествие. Может быть, потому, что это было как-то надежно.
— Почему? — Он иногда был жесток с ней, но это шло ей на пользу.
— Мы с Джеком всегда хотели одного и того же: никакого покушения на свободу действий, никакого брака, никаких детей…
— Ты и теперь этого боишься?
Тана глубоко вздохнула и уставилась на него, выдавив:
— Да… думаю, что да…
— Тана, — он взял ее за руку. — Ты боишься меня? Она медленно покачала головой. Потом он произнес то, что она больше всего хотела услышать и чего боялась. Она хотела этого с первой же встречи, с тех пор, как впервые посмотрела в его глаза.
— Я хочу жениться на тебе. Ты знаешь это?
Она отрицательно помотала головой, потом остановилась и кивнула. Оба засмеялись, Тана со слезами на глазах.
— Не знаю, что и сказать.
— Тебе и не надо ничего говорить. Я просто хотел все прояснить для тебя. А ты теперь должна прояснить другую ситуацию, для твоего же собственного спокойствия, независимо от того, что ты решишь о нас.
— А твои дочери? Они не будут возражать?
— Это моя жизнь, а не их, разве нет? Кроме того, они чудные девочки, и нет никакой причины, чтобы они мешали моему личному счастью.
Тана кивнула. У нее было такое чувство, словно все происходит во сне.
— Ты это серьезно?
— Как никогда в жизни. — Он смотрел ей в глаза и не отпускал ее взгляда. — Я очень тебя люблю.
Он же еще ни разу даже не поцеловал ее. Тана просто таяла под его взглядом, она вся тянулась к нему. А когда они вышли из ресторана, он нежно привлек ее к себе и поцеловал в губы. Тана почувствовала, что ее сердце сейчас расплавится, пока он держал ее в объятиях.
— Я люблю тебя, Расс, — оказалось вдруг, что ей так легко произнести это. — О, я так тебя люблю.
Она смотрела на него снизу вверх со слезами на глазах, а он улыбался ей с высоты своего роста.