— А это не бессовестно — уговорить мать заложить дом, продать облигации, оставленные отцом на черный день, как раз накануне его смерти, сделать мать партнером дурацкого салона красоты, а когда тот прогорел, удрать, оставив ее с кучей долгов и без собственного дома, в этой ужасной квартире? — возмутилась Клео.
Если так на все посмотреть, то да, немного эгоистично. Ясные зеленые глаза Милли затуманились. Но, сказать по правде, мама всегда была рада участвовать в планах Джилли, лишь бы только ее любимая дочь снова была дома. Живая, общительная Джилли, способная очаровать каждого, всегда была любимицей мамы, а у нее, Милли, спокойной домоседки, никогда не было ни этой живости, ни общительности. Но она не переживала из-за того, что все время остается на втором плане. Нисколько не переживала.
Им было по восемнадцать лет, когда их отец умер от инфаркта, оставив жену в полной растерянности.
Дорогой Артур принимал все решения, содержал семью и управлял ею железной рукой. Когда он умер, Джилли убедила мать заплатить за курсы, после которых она получит диплом специалиста по косметике. Это поглотило почти все сбережения матери.
— Ничего, я верну каждое потраченное пенни, когда стану грести деньги лопатой, обещаю. Ты сделаешь это для меня, мама? Ради моего блестящего будущего?
Кто мог устоять перед Джилли? Так Милли пришлось пойти на работу, взять на себя материальное обеспечение семьи, устраивать переезд из просторного дома с пятью спальнями в зеленом пригороде Эштон-Лейси, с тем чтобы сдавать его жильцам, в трехкомнатную квартиру на задворках скотного рынка.
Получив диплом, Джилли ненадолго приехала в тихий городок. Выглядела она потрясающе — легкий искусственный загар, длинные светлые волосы искусно подстрижены и блестят, на лице безупречный макияж, стройное тело затянуто в узкие белые джинсы и шелковую блузку изумрудного цвета, от которого ее глаза кажутся глубже и светятся, точно два драгоценных камня.
Джилли пробыла дома два дня, окруженная неустанной заботой матери, а затем отправилась в Лондон, где должна была пройти собеседование в известной косметической клинике. Если Милли и кольнула зависть, то она быстро подавила это ненужное чувство, потому что сестра получила то, на что была способна, а она, Милли, явно не была.
Джилли получила работу, в чем никто и не сомневался. Милли и мама обе скучали по тому оживлению, которое покинуло квартиру вместе с ней. Мама то становилась раздражительной, то замыкалась в себе, она редко улыбалась, и Милли, как ни старалась, не могла заменить ее любимицу.
А потом Джилли вернулась, и это было подобно грому среди ясного неба.
— Я покончила с этим. Хочу открыть свой собственный салон здесь, в Эштон-Лейси. С чего это я буду гнуть спину на других, когда могу получать весь доход сама!
— А где ты возьмешь деньги? — спросила Милли. — Для этого же нужна куча денег.
Джилли посмотрела на нее, насмешливо улыбаясь:
— Ты настоящая размазня, сестренка. — Она повернулась к матери. — Знаешь, мам, как говорят — кто не рискует, тот не пьет шампанское. Так вот что я думаю: ты можешь заложить дом и продать облигации, оставленные отцом, а я возьму тебя партнером пятьдесят на пятьдесят или, если хочешь, шестьдесят на сорок в твою пользу. Ты не пожалеешь. Я знаешь как развернусь! За два года работы я изучила бизнес вдоль и поперек. Мы будем грести деньги лопатой, выкупим дом и будем себе спокойно посиживать, а денежки будут капать. Скажи «да», мам, и мы завтра же начнем подыскивать помещение для салона.
Мама, конечно же, согласилась. Радость оттого, что любимая Джилли теперь будет все время рядом, затмевала для нее грозящие ей опасности, и Милли помнила, каким ничтожеством она себя почувствовала, когда попыталась напомнить маме об этом.
Не прошло и двух лет, и салон прогорел. Как Милли и пыталась доказать, Эштон-Лейси был неподходящим местом для роскошного салона красоты. Набрать клиентуру среди женского населения, состоявшего в основном из жен мелких торговцев и окрестных фермеров, оказалось невозможно.
Все было распродано для расплаты с кредиторами. Джилли, недолго думая, поселила мать с сестрой в квартире над мясной лавкой и уехала в Италию искать счастье.
Поначалу приходили открытки, хотя и нечасто. Джилли устроилась на работу во Флоренции, в элитарном ночном клубе. Поселилась она на первом этаже чудесного дома, встречалась с множеством интересных людей, учила язык и весело проводила время.
Жаль только, зарабатывала она пока немного, а потому не могла посылать деньги. Джилли дала даже номер телефона, по которому с ней можно было связаться, в основном поздно вечером. Так минуло полтора года, и наконец пришла последняя открытка:
«Ура! Кажется, у меня получилось! Я переезжаю. Если карты легли верно — а я думаю, что да, — то, мамочка дорогая, я смогу выплатить весь долг. И проценты! Скоро напишу и дам телефон».
С тех пор они ничего не слышали о Джилли.
— Джилли хотела как лучше, она собиралась покрыть все мамины долги, — проговорила Милли таким тоном, словно защищалась. — У нее в голове возникали сумасшедшие идеи, и она в самом деле в них верила, хотя я представить себе не могу, как она надеялась раздобыть денег, работая компаньонкой.
— Как-как, да украсть — вот как, — фыркнула Клео, отчего Милли захотелось даже ударить ее.
— Это какая-то ошибка, я уверена.
Клео покачала головой:
— Судя по тому, что говорил этот парень, далеко не ошибка. Она снова удрала, только и всего. Понять не могу, почему ты ее защищаешь.
Милли на мгновение потеряла дар речи. Она была в бешенстве. Напомнив себе, однако, что Клео искренне переживает за нее, Милли, глубоко вздохнув, пояснила:
— Ты просто не понимаешь, какая связь существует между близнецами. В детстве она всегда присматривала за мной. В школе, когда меня стали задирать, она быстро расправилась с обидчиками. Дома с папой бывало… трудно. Если я что-то такое делала, ну, не знаю, разбивала что-нибудь или пачкала пол, она брала вину на себя и бесстрашно встречала отца. Тот орал на нее и приказывал сидеть в своей комнате или лишал на целый месяц карманных денег. Я люблю Джилли и считаю себя ее должницей.
— Прости. — Клео потянулась через стол и похлопала Милли по руке. — Сболтнула сгоряча. Просто мне не хочется, чтобы ты исчезла где-то в Тоскане с человеком, который явно ненавидит тебя, то есть ту, за кого он тебя принимает. А что он сделает, когда поймет, что ты его одурачила?
— Не поймет, — уверила подругу Милли, хотя как раз уверенности она и не чувствовала. — Мы похожи как две капли воды. Джилли выглядит лучше, потому что умеет одеваться и пользоваться косметикой, умеет себя подать. Тут кое-что осталось после ее отъезда, и, думаю, она не будет против, если я это позаимствую. Так что он, по крайней мере поначалу, не заметит разницы. — Милли отхлебнула вина. — Пока он думает, что я Джилли, ее не будут преследовать. А у компаньонок, как я полагаю, тоже бывает свободное время, и я постараюсь разыскать ее. Она убежала, наверное, просто потому, что ей надоело возиться со старушкой, ну а с деньгами вышло какое-то недоразумение. И она понятия не имеет, что внук старушки жаждет ее крови. Я найду ее, и она вернется и все объяснит, и все уладится.